Итак, считаю более предусмотрительным, прежде чем решиться, дождаться вашего ответа. Поспешите с ним, а еще более с вашим возвращением.
Мадам Тальен поручает мне передать вам, что нежно любит вас. Она по-прежнему прекрасна и добра, употребляя всё свое громадное влияние лишь для того, чтобы хлопотать о милостях для несчастных просителей, к тому же делает это она с таким видом удовлетворения, будто ее же этим и обязывают. Ее дружба ко мне изобретательна и нежна. Уверяю вас, что чувство, которое я питаю к ней, похоже на то, что я испытываю к вам. Это я говорю для того, чтобы вы имели представление о моей привязанности к ней.
Гортензия становится всё более и более интересной. Ее очаровательная фигура развивается. Если захотеть, то можно воспользоваться прекрасным случаем для досадных размышлений о том, как время только и делает, что украшает одних за счет других! К счастью, моя голова наполнена другими вещами, и я избегаю черных мыслей, занимаясь только будущим, обещающим быть счастливым, потому что скоро мы соединимся, чтобы более не расставаться.
Если б не беспокоящее меня замужество, я была бы очень весела, несмотря ни на что. Но пока оно имеется в виду, я буду мучиться. Страдание стало моей привычкой, и если бы мне были суждены новые печали, думаю, я вынесла бы и их, лишь бы дети, тетушка и вы остались со мной. Мы условились пропускать окончания писем: прощайте же, мой друг!»
Вот что чувствует и о чем думает Жозефина менее чем за месяц до замужества. Она признается, что стеснена в средствах. Еще бы! Охота на состоятельных поклонников требовала соответствующего гардероба. Среди бумаг Жозефины сохранилась занятная бумага с перечнем предметов дамского туалета: четыре дюжины сорочек, две дюжины платков, шесть юбок, шесть ночных кофт, двенадцать пар шелковых чулок, шесть муслиновых шарфов, два платья из тафты, три кисейных, два из органди, три из кандери, три полотняных, летнее из тафты и вышитое платье из линона и т. д.
Это гардероб типичной дамы легкого поведения. И нравственность Жозефины была столь же типичной для подобного сорта особ.
Любит ли она Бонапарта? Нет. Если Жозефина теперь вообще способна любить, то только того, кто ее содержит. Бонапарт был избран потому, что не нашлось никого получше.
Здесь уместно свидетельство Барраса. На этот раз его трудно обвинить во лжи, ведь Жозефина своими поступками подтвердила справедливость предъявляемых упреков.
«Движимая расчетом, – пишет Баррас, – и не остерегаясь признаваться в этом перед всеми, она начала с ясного доказательства того, что не сердечное влечение привело ее к этому союзу. В ряду людей, которых она могла любить, этот маленький "кот в сапогах" был, конечно, последним. В нем не было ничего, что привлекало бы ее. Он происходил из нищей, не уважаемой ни в каком государстве семьи. Но у него есть брат, сделавший хорошую партию и обещающий поддерживать остальных, в том числе его. Он кажется предприимчивым, гарантирует, что обязательно сделает карьеру…»
Разве не то же самое писала Жозефина в письме к подруге?
Далее Баррас передает монолог Жозефины, которую называет «настоящей пройдохой»: «Я со своей стороны не считала нужным посвящать его (Бонапарта) в суровую действительность моего положения. Он думает, что я обладаю известным капиталом в настоящее время и в будущем мне улыбаются с Мартиники большие надежды. Постарайтесь, чтобы он не узнал что-либо из известного вам, иначе можете всё расстроить. Не любя его, я могу пойти на эту сделку. Любить же я буду всегда только вас, вы можете на это рассчитывать. Роза всегда будет вашей, в вашем распоряжении. Только дайте знак.
Но я хорошо знаю, что вы не любите меня более, – говорит она мне, проливая потоки слез, всегда бывшие в ее распоряжении. – Это-то и грустнее всего для меня. Я никогда не смогу утешиться, что бы я ни сделала. Когда любишь человека, подобного вам, Баррас, можно ли иметь другую привязанность на этом свете?»
Что же на эти прекрасные речи отвечает Баррас? А вот что: «А Гош, – возразил я ей, очень мало тронутый, почти смеясь, – вы и его любили больше всего на свете и всё же имели адъютанта и Ван Акерна! И многих других!..»
Некоторое время спустя Жозефина говорит Арно: «Он чудак, этот Бонапарт», а еще через некоторое время Балейлю: «Я считаю Бонапарта честным человеком».
«Честный человек» в представлении Жозефины – то же, что и «чудак». Конечно, не такого жениха ждала суеверная Жозефина, которой негритянки с Мартиники и знаменитая парижская гадалка мадемуазель Ленорман предсказали блестящую будущность! Ей, влезшей по уши в долги!