Ирвинг заявил, что эта процедура требует участия двух человек. Он будет держать поводок, а я тем временем нырну под Жозефину с суповой тарелкой.
Потом он немного подумал и сделал следующие три заявления.
1. Его мало волнует, если к нему прицепится полисмен: ради Жози он готов на любые жертвы.
2. Несмотря на потерю веса, белый животик по-прежнему провисает слишком низко для того, чтобы можно было подставить суповую тарелку. Мелкая тарелка – совсем другое дело. Но в этом случае вряд ли удастся собрать достаточное количество.
3. Если даже я и подставлю тарелку, что дальше? Втиснуться между двумя почтенными джентльменами на скамейке со всей этой посудой и на глазах у всех переливать содержимое в бутылочку?
Ирвинг сам позвонил врачу и заверил, что почки Жози функционируют абсолютно нормально и вряд ли нужен какой-то анализ. Доктор Бернард обиделся. Они любят доводить дело до конца, особенно после такой тяжелой операции. Но если Ирвингу нет дела…
Ирвинг поспешил с заверениями, что ему, конечно же, есть дело. В конце концов, доктор Бернард и доктор Рафаэль спасли девочке жизнь. Это два лучших врача в городе. Мы не можем ссориться с ними.
Они хотят анализ – они его получат! По-видимому, это больше нужно врачам, чем самой Жозефине. Поэтому на следующее утро Ирвинг отнес им вожделенную бутылочку.
И мы убедились, что у Ирвинга здоровые почки!
ПОСТСКРИПТУМ
Со времени операции прошло полтора года. Жозефине уже девять с половиной лет, но она бегает, прыгает и ведет себя как щенок. Она по-прежнему сидит на диете, но, как все женщины, ухитряется иногда сжульничать, например в гостях у Последней или оставаясь на несколько дней в семье Беа Коул. Ее вес колеблется между шестнадцатью и восемнадцатью фунтами.
Ее приятельница Моппет превратилась в степенную старушку, которая время от времени прогуливается в Центральном парке. Ее закат исполнен тихой печали. Она давно забыла каникулы с Джекки Глисоном и романтически настроенным колли.
Билли и Джойс по-прежнему обожают друг друга, хотя в настоящее время находятся в разводе. Билли взял на свое попечение их седьмую собаку, мальтийского терьера по кличке Зоя. Джойс получила от него в подарок серого пуделя и взяла его с собой в Швейцарию. Серый пудель очарователен и совершенно здоров – во всяком случае, сейчас, когда пишутся эти строки.
Бобо Эйхенбаум переехал в Нью-Джерси. Местные собаки считают его чуточку эксцентричным, но приятным холостяком, который сочиняет замысловатые истории о своих приключениях на телевидении и безответной любви к блистательной кинозвезде из породы пуделей.
Беби Мейер, такса из квартиры напротив, стала ближайшей подругой Жозефины. Она обожает Жози и признает ее превосходство, однако Жози не злоупотребляет им. В душе она все та же маленькая девочка и убеждена, что впереди – яркая, полная приключений жизнь. Особенно теперь, когда установилось правило: куда бы мы ни ехали, берем с собой Жозефину.
Это новшество было введено несколько месяцев назад. Нам предстояла очередная поездка на Западное побережье. Беа Коул исходила нетерпением. Стояла чудесная погода, и мы решили отправиться к ней пешком. Жози гарцевала впереди, во всем великолепии новой прически. За ушами у нее красовались бантики, на ногах – пышные манжеты.
Ирвинг с гордостью произнес:
– Прямо не отличить больную ногу от здоровой!
– Может, пометить ленточкой? – встревожилась я.
– Зачем?
– Чтобы Беа и Карен не забывали обращаться с ней как можно осторожнее.
– На Беа можно положиться.
– Речь не о Беа. Меня беспокоит ее новая мебель.
– Какое она имеет отношение к ножке Жози?
– Новые кресла обиты сатином, а он довольно скользкий. Диван же слишком высок, ей будет нелегко на него запрыгнуть.
– Не смеши, – буркнул Ирвинг.
Мы шли примерно квартал молча. Потом он спросил:
– И что, этот сатин очень скользкий?
– Как тебе сказать. Точно не знаю.
Еще один квартал напряженного молчания. Затем:
– Насколько высок этот новый диван?
– Довольно высок. Ирвинг покачал головой.
– Как могла Беа сделать такую глупость? Она же знает, что сатин скользкий!
– Зато красивый, – возразила я. – И вообще все будет хорошо.
Ирвинг кивнул. Мы прошли еще с полквартала, и вдруг он остановился.
– Ты прекрасно знаешь, что я не смогу быть спокойным. Только и буду думать об этом диване и сатиновых креслах.
Я высказала предположение, что декоратор Беа меньше всего думал о Жози.