На следующий день Жозефина опять оказалась полезной своему супругу. В середине дня они, имея не более двадцати человек эскорта, прибыли в один замок, расположенный вблизи Вероны. Здесь их атаковал неприятель, спустившийся по Адиджу. Жозефина — с более зоркими глазами, чем Бонапарт, — разглядела эту новую опасность, от которой муж надеялся ее спасти, направив жену на берег озера Гарда. Но здесь, наоборот, ее встретили выстрелы вражеской флотилии, «хозяйки» озера. Тогда, выбравшись из кареты, она вскочила на лошадь и поскакала в сторону Пешьера, куда послал за ней предупрежденный Бонапарт. Она присоединилась к нему в Кастильоне. По пути на каждом шагу она встречала солдат, раненных в стычках, предварявших большие сражения.
Бонапарт, видя, что ей угрожает опасность, решился вернуть ее на дорогу из Брешиа. Но Жозефина натолкнулась на неприятельский дивизион, уже появившийся в Понте-Марко и направлявшийся в Лонато. Она вынуждена была вернуться в Кастильон, где все еще находился Бонапарт. Тогда как описано в «Дневнике со Святой Елены»: «Среди неразберихи и паники ее обуял страх, и она заплакала». Узнав, что австрийцы вошли в Брешиа и что, таким образом, сообщение с Миланом прервано, Бонапарт отправил жену в Центральную Италию, заставив ее проехать мимо Мантуи, осаду которой французы еще продолжали. Потрясенный ее страданием, расставаясь с ней, он вскричал: «Вюрмсер! Ты дорого заплатишь за вызванные тобой ее слезы!».
С момента свадьбы Бонапарт провел вместе с Жозефиной лишь несколько дней. Его любовь, более возбужденная, нежели удовлетворяемая, вводила его в невообразимую экзальтацию, толкавшую его на великие дела. Слезы возлюбленной произвели глубокое впечатление на его душу любовника и воина. «Я утешу ее, — говорил он себе, — у нее будут все радости, все почести. Залитое теперь слезами лицо я заставлю осветиться удовлетворением». Климат Италии: сияние неба, блеск солнца, опьянение войной, запах пороха, ярость борьбы, страстность молодости — все воспламеняло южное воображение героя. Это был в его жизни один из тех периодов (как и у других великих людей), когда они ощущают в себе мистическую божественную силу, поднимающую их над землей.
У людей действия, как и у артистов, бывают исключительные мгновения, когда они способны творить чудеса. В силу своего характера Бонапарт не мог предстать перед Жозефиной побежденным. Он желал покорить ее, соблазнить, вызвать у нее восхищение, положить к ее ногам славу, настолько блистательную, настолько яркую, чтобы лучи утопили ее. Будь он побежден, он не принял бы никакой жалости, никакого утешения. Патриотизм и любовь предписывали ему одну и ту же волю — волю к триумфу. Его исключительная натура удваивала силу и отвагу, он становился несокрушимым. В тот момент, когда он увидел Жозефину плачущей, нежность, честолюбие, гордость, жажда победы соединились в его душе и дали его гению импульс, размах, непостижимое развитие. Он говорил себе: «Я увижу, я увижу ее вновь, только победив с триумфом!». Значит, он должен был победить во что бы то ни стало, любой ценой. Он желал отомстить за Францию — он желал отомстить за Жозефину. В этот момент он ни на мгновение не усомнился в удаче. Более чем когда-либо он верил в свою звезду. Внутренний голос говорил ему: «Ступай!». Сама Жозефина должна была успокоиться, заметив уверенность в орлином взоре своего супруга. Началась шестидневная военная кампания. Любовь к женщине была талисманом, и с этим талисманом Бонапарт отправлялся совершать чудеса.
Жозефина, спасаясь бегством, вынуждена была проехать вблизи осажденной Мантуи. В нее стреляли, и кое-кто из ее свиты был задет. Генерал Сегюр рассказывает с ее слов, что около этого города огонь неприятеля вынудил ее спрятаться в часовне. Один солдат поспешил помешать ей, показывая на австрийские пушки, нацеленные на это опасное убежище. В самом деле, едва она выскочила наружу, снаряды разрушили этот домишко. Она переправилась через По, Болонью, Феррару и добралась до Лукков, «преследуемая, как говорится в «Дневнике со Святой Елены», страхом и дурными слухами, которые обычно распространялись вокруг наших патриотических армий. Но ее внутренне поддерживала вера в звезду мужа. Впрочем, таким было уже и убеждение Италии, и таковы были чувства, вызываемые молодым французским генералом. И, несмотря на критическое положение и все ложные слухи, «сопровождавшие» жену генерала, она была принята в Лукках сенатом, и благодаря славе мужа с ней обращались как с королевой. Сенат вышел приветствовать ее и представил ей «сливки общества». Она была встречена аплодисментами и приветственными возгласами. Немного времени спустя курьеры сообщили о совершенных ее мужем чудесах и о победе над Вюрмсером».