В своих занимательных мемуарах герцогиня д’Абранте написала о впечатлениях, которые производили в тот день мадам Бонапарт и мадам Талльен, чье присутствие было одним из главных украшений этого патриотического праздника. Она говорит: «Мадам Бонапарт была еще очаровательна в то время… Что же касается мадам Талльен, она была в расцвете своей красоты. Обе одеты с той античной изысканностью, которая присуща тому времени. Думается, Жюно был очень горд своим правом предложить руку этим двум очаровательным женщинам, когда после вручения знамен они покидали Директорию. Жюно было тогда двадцать пять лет, он — красивый молодой человек с бравой военной выправкой; в тот день на нем был великолепный гусарский мундир полковника. И великолепие костюма и мужественный вид молодого и храброго посланника, бледного от ран, кровь которых обагрила эти знамена, словно говорили о том, что он был достоин армии, которую представлял здесь. Выходя, он предложил руку мадам Бонапарт; как жена его генерала, она имела право идти первой, особенно в этот торжественный день. Другую руку он предложил мадам Талльен, и так спустился с ними по лестнице Люксембургского дворца».
Чем не прекрасный сюжет для жанровой картины: гусарский полковник под руку с Жозефиной и мадам Талльен на лестнице дворца Марии Медичи? Герцогиня д’Абранте так описывает толпу, жадно разглядывавшую героя и модных красавиц: «Толпа была огромной. Люди толкались, теснились, чтобы лучше видеть. «Гляди, это его жена!.. Это его адъютант! Как он молод! А она, как она прекрасна! Да здравствует гражданин Бонапарт! — кричала толпа. — Да здравствует гражданка Бонапарт! Она добра к бедному люду». «Да, да, — говорила толстая торговка с рынка, — прямо Богоматерь побед».
Поэт Арно в своих «Воспоминаниях шестидесятилетнего» также описывает эффект, произведенный красотой Жозефины в тот торжественный день. В центре всеобщего внимания мадам Бонапарт делила скипетр популярности с мадам Талльен и мадам Рекамье. «Хоть у нее и было меньше яркости и свежести, чем у них, но благодаря правильности черт лица, изящной гибкости стана и нежного выражения на лице, она тоже была красива. Я видел всех троих в туалетах, наиболее подчеркивающих их достоинства, с прекраснейшими цветами в волосах в один из самых великолепных майских дней, когда они входили в зал, где Директория принимала знамена. Можно было бы сказать, что три весенних месяца пришли отпраздновать победу». Молодой поэт, не однажды удостаивавшийся чести стоять рядом с Жозефиной, был очень польщен тем, что присутствовал с ней и мадам Талльен на первом представлении «Телемака» Лезиера в театре Фейдо. «Признаюсь, — говорит он, — не без определенной гордости воспринимал я свое нахождение в обществе двух замечательных женщин эпохи; и не без определенного удовольствия я вспоминаю об этом: естественные чувства молодого человека при виде красоты и славы. Не Талльена я видел в его жене, но именно Бонапарта я боготворил в его жене».
Тогда Бонапарт производил впечатление истинного республиканца. 6 мая он написал Директории: «Невозможно с большей преданностью и уважением, что я проявляю уже давно, относиться к Конституции и правительству. Я видел, как устанавливалась Конституция среди хаоса отвратительных страстей, направленных как на разрушение Республики, так и на разрушение французской империи. Молодая Конституция ощутила во мне определенную надобность, в силу обстоятельств и благодаря моему усердию. Моим девизом всегда будет одно: не жалеть жизни в защите ее».
Директоры решили, что генерал, выступающий за республиканские идеи, проявляющий такой ярый энтузиазм, достоин всяческого поощрения и почестей. Не подозревая еще о будущем поведении победителя, они захотели присоединиться к его славе, присоседиться, так сказать, «заставить» ее стать славой их правительства. Им показалось, что церемонии 10 мая недостаточно, они подумали, что новые торжества придадут событиям больше блеска и значимости. 10 мая Директория официально приняла знамена первых побед, и именно в этот день Бонапарт выиграл сражение под Лоди. То был героический день, который должен был производить сильнейшее впечатление на воображение граждан. Все мысли были сконцентрированы на том, как взять мост, на который повел своих гренадеров галопом молодой герой, несмотря на мощный огонь неприятеля, направленный на длинный и узкий проход. Бонапарта уже называли непобедимым, неустрашимым и непогрешимым. 15 мая он совершил триумфальный въезд в Милан.