Нет ничего более губительного, чем эта мода, для которой нужно было бы солнце Греции, а французские Аспазии носят эти наряды в туман и изморозь европейских зим! Доктор Длессар утверждает, что в конце 1798 года по его наблюдениям с введения в моду прикрытой газом обнаженности юных девиц умерло больше, чем за сорок предыдущих лет. Но эта экстравагантная мода продлится не дольше существования секты теофилантропов. Поэт Панар рассказывает, что на последнем совете на Олимпе Венера восстала против слишком прозрачных костюмов:
Женщины опять наденут рубашки, и приличия вернут свои права.
Понемногу все упорядочивалось, но как медленно и с каким трудом! Во вновь появившихся салонах звучат лишь насмешки, здесь собираются, чтобы осмеивать все и вся. В официальные круги стремятся втереться честолюбивые дворяне, и салоны изобилуют интриганами, спекулянтами, никчемными людьми, заискивающими перед всякой властью, какой бы она ни была. Салоны достаточно редки, зато хватает ресторанчиков, кафе, театров, благотворительных балов, общественных парков. В моде кафе Вери, балы у Ришелье, Тиволи, Марбефа, Ганноверский павильон, Фраскатти, и пестрое общество, собирающееся там, не мешает аристократам приходить туда и развлекаться. Родственники жертв не смущаются, встречаясь с палачами. Впрочем, к чему ненавидеть друг друга? Кто знает, не станут ли бывшие враги завтра союзниками? Ведь и у роялистов, и у якобинцев был один противник, который преследовал их поочередно! Победители и побежденные, изгонявшие и изгнанники оказываются лицом к лицу в одном контрдансе.
Представители старого режима с пылом отдаются развлечениям, но и не без некоторого страха. Кто смог бы пройти по площади Революции, не вспомнив об эшафоте? Разве не говорят, что на мостовой еще сохранились пятна крови? И разве не заставит вздрогнуть воспоминание о дне 18 фрюктидора, о депортации в Кайенн, бескровной гильотине, как говорили тогда? Напрасно парижанин старался все забыть. Уж слишком недавними были эти катастрофические события, чтобы не помнить их и не страшиться будущего. Оставшиеся в живых якобинцы открыли клуб при Манеже. Этот клуб уже не такой модный, как раньше, но он еще пугает, а голоса ораторов в нем звучат как похоронный звон. Чтобы уничтожить Республику, противники свободы, друзья будущей диктатуры позаботятся сослаться на красную опасность, красный признак. Не догадываясь ни о чем, все партии примут правила игры Бонапарта. Этот человек, околдовавший Францию не произнеся ни слова, убедит всех, что он спаситель и защитник всего мира. Все разрушится — останется только один человек. По мнению республиканцев, он только военный. Но если все устали от речей, то падки на победные реляции. И теперь парижскую республику больше интересуют берега Нила, нежели Сены. Тем больший интерес вызывают посылаемые Бонапартом доклады, чем реже они поступают из-за английских кораблей, стремящихся перехватить корабли Франции. Как говорила мадам де Сталь, «посланные из Каира письма, отданные в Александрии приказы о продвижении до руин Фив и границ Эфиопии, увеличивали славу этого невидимого теперь человека, но казавшегося издалека экстраординарным феноменом… С ловкостью воспользовавшись преклонением соотечественников перед воинской славой, Бонапарт заставил самолюбивых французов считать своими как его победы, так и его поражения. Он занял место в умах, которое по своей значимости принадлежало Революции, и его имя стало ассоциироваться с национальным чувством, которое возвеличивало Францию в глазах всего мира».
Особенно любопытно изучать инкубационный период диктатуры, ибо VII год прекрасно объясняет Париж времен консульства и империи. Сначала изменения произошли в нравах, затем — в политике. Странная это особенность: поочередное стремление парижан то к свободе вплоть до распущенности, то к порядку вплоть до абсолютизма. Этот непостоянный и непоследовательный народ становится почти без переходного периода то самым неуправляемым, то самым легким в управлении из всех народов мира. Все зависит от того, в какой стадии он находится: брожения или покоя. Когда он волнуется, он ломает все копья и все скипетры. Когда он в покое, он требует от своих хозяев только одного: охранять его сон.