После такого начала следует, как принято, хвала модному в то время понятию «lа sensibilite» (чувствительности); это слово даже жестокие террористы и сам Робеспьер произносили с пафосом. «Чувствительность, сопереживание, — говорил Карно, — не ограничиваются кругом семьи, они ведут на поиск бедняка в лачуге, наполняют грудь состраданием и желанием помочь, а благодеяние благодаря им оборачивается признательностью. Человечность! Насколько восхитительно твое применение — насколько вызывает жалость пустая душа, которой ты неведома!».
После таких дифирамбов семье, природе, человечности пришло время описания военных подвигов — словно после звука арфы вдруг слышен звук трубы: «Нарождающаяся Республика вооружает своих сыновей для защиты своей независимости, и ничто не в силах сдержать ее детей в этом стремлении. Они форсируют реки, штурмуют укрепления, преодолевают горы. Остатки трех армий после стольких побед истратили все отпущенное им природой, но продолжают сражаться, уничтожать орды предателей и разбойников, изрыгнутых Англией, наказывают виновных командующих и возвращают Республике некогда заблудших братьев. Переходя Пиренеи, они спешат к своей вершине и уничтожают все, что противостоит их порыву и остановятся только завоевав мир, которого они достойны. Они преодолевают Альпы и Апеннины и форсируют По и Адду. Рвение солдат подкрепляется гением и отвагой генералов. Военачальники детально продумывают планы и исполняют их энергично. Спокойно и со знанием дела они используют силы и даже сами спешат в наиболее опасные места во главе своих братьев по оружию».
Карно закончил свою речь данью уважения солдатам Республики: «Республиканские армии, примите торжественное свидетельство национальной признательности!.. Разве не останется ничего, кроме воспоминания о вас, солдатах, умерших за свободу? Все же вы будете жить в наших сердцах, нам будут дороги ваши дети. Республика им уплатит свои долги по отношению к вам. И мы собрались здесь уплатить первый долг, провозглашая вашу славу и нашу признательность вам за нее. Республиканские армии, представленные на этом пространстве, невидимые фаланги, чьи трофеи выставлены здесь, чьи новые успехи я предвижу в будущем, приблизьтесь и получите победные венки, которые французский народ велит нам прикрепить к вашим знаменам».
После праздника на Марсовом поле танцевали до исхода дня. Вечером там был дан большой республиканский обед, на котором пели полупатриотический гимн, сочиненный для этого торжества поэтом Лебруном — Лебруном Пиндаром, как его тогда называли.
…Мы увидели, что происходило в Париже. Что же происходило в Милане?
Глава III
ВСТУПЛЕНИЕ БОНАПАРТА В МИЛАН
Сколько воодушевления, сколько пыла, сколько задора в этой молодой доблестной армии, с триумфом вошедшей в Милан! Все молодо: главнокомандующий, офицеры, солдаты, идеи, чувства, надежды. Сколько гордости, достоинства, какая свободная поступь у этих приземистых южан с просмоленной солнцем кожей, с умным и хитрым лицом, с огненным взглядом! Они отражают суть французской революции. Они бравые и добрые, жестокие и благородные, великолепные в бою, приятные, веселые, но при этом отличающиеся героизмом, самоотречением, бескорыстием, они думают не о себе, а об отчизне. Они не завистливы, их не заботят ни награды, ни деньги. Военная карьера — не профессия для них, а призвание, страсть. Роскоши миллионера они предпочитают свои мундиры в лохмотьях. Они с презрением относятся ко всему, что не является военным. Они не только не боятся опасности — они ее любят, они живут в ней как в своей стихии.
На редуте Дего Бонапарт воскликнул: «С двадцатью тысячами таких людей мы пересечем всю Европу». Гас конский гренадер подхватил громко: «Пусть маленький капрал ведет нас, и я обещаю ему, что он никогда не увидит нас отступающими». Со времен легионеров Цезаря мир не видел ничего подобного солдатам Бонапарта. Как они были счастливы в Милане!