Поступает письмо Барраса. Перед заинтригованными слушателями секретарь оглашает содержание письма, в котором директор заявляет о своей отставке. Письмо заканчивается следующими словами: «Слава, сопровождающая возвращение знаменитого воина, которой я имел счастье открыть дорогу, явные признаки доверия, оказываемые ему законодательным корпусом и декретом национального представительства, убедили меня, что каким бы ни был пост, на который меня призовут теперь общественные интересы, преодолены опасности, угрожавшие свободе, и защищены интересы армий. С радостью возвращаюсь я в ранг простых граждан и счастлив после стольких бурь передать судьбу Республики более достойную, чем когда-либо, сознавая, что я внес в это вклад».
Это письмо вызывает удивление и негодование. Из пяти директоров трое подали в отставку. Правительство низложено. Гранземон говорит с трибуны: «Прежде всего нужно знать, не является ли отставка Барраса результатом чрезвычайных обстоятельств, в которых мы пребываем. Я вполне верю, что среди находящихся здесь депутатов есть такие, кто знает, откуда и куда мы идем».
В то время как заседание Совета Пятисот начинается таким образом, что же происходит в Совете Старейшин? Туда приходит Бонапарт и выступает там как хозяин положения: «Граждане представители, вы находитесь не в обычных условиях, а на вулкане. Меня и моих товарищей по оружию уже осыпают градом клеветы. Говорят о новом Кромвеле, новом Цезаре. Если бы я стремился к этой роли, мне легко было ее достичь после моего возвращения из Италии… Признаем две вещи, ради которых мы пошли на такие жертвы: свобода и равенство». И коль скоро один из депутатов кричит ему: «Говорите о конституции!», он говорит: «О конституции? У вас ее больше нет. И именно вы уничтожили ее, покусившись на национальное представительство 18 фрюктидора, аннулировав 22 флореаля результат народного выбора, покусившись на независимость правительства 30 прериаля. Все партии уничтожили ту конституцию, о которой вы говорите. Все они пришли ко мне, открыли свои планы и предложили присоединиться к ним. Я не захотел этого. И, если нужно, я назову и партии и людей». И он называет Барраса, затем с его губ срывается имя Мулена. Такая неправда вызывает бурю отрицания.
Больше человек действия, нежели слова, Бонапарт теряется на какое-то мгновение. Шум все увеличивается. Но он недолго пытается убеждать и вскоре прибегнет к угрозам. Тоном защитника, вызывающего страх у тех, кого он берется защищать, он говорит: «В окружении своих братьев по оружию я сумею заставить вас подчиниться. Представляю вам этих храбрых гренадеров, штыки которых я хорошо знаю и которых я так часто водил на врага. И если какой-либо оратор, подкупленный врагом, заговорит о том, чтобы поставить меня вне закона, я обращусь к моим товарищам по оружию. Вспомните, что мне сопутствует Бог удачи и войны». Под воздействием такой угрожающей речи Совет Старейшин капитулирует перед Бонапартом, принимая его условия. А он выходит из зала, возвращается к своим солдатам и дает распоряжение сообщить Жозефине, что все идет хорошо и ей не о чем волноваться.
В то же время он узнает о разгуле страстей в Совете Пятисот. Тогда, приказав отделению гренадеров следовать за ним, он направляется к залу заседания Совета Пятисот, оставляет гренадеров у дверей, один входит в зал и проходит вперед с шляпой в руке.
На трибуне Гранземон говорит о письме Барраса. Пять часов вечера. Оранжерея освещена лампами. При виде Бонапарта члены Совета испускают крики недовольства: «Долой диктатора! Долой тирана!» Они срываются с мест, обступают его, говоря ему резкости, отталкивают его к двери, потрясают кулаками и угрожают ему. Он сам признается позднее, что это была самая большая опасность из всех, что когда-либо угрожали ему. К нему на помощь протискивается Бове, депутат от Нормандии, могучий, как Геркулес. Он отбрасывает от него нападающих и передает его спешащим к нему гренадерам. У одного из солдат, гренадера Томе, разорван мундир после потасовки. Гвалт неописуемый. Оранжерея напоминает поле боя.
Люсьен тщетно пытается оправдать своего брата. Раздаются крики: «Вне закона! Вон Бонапарта и его сообщников!» Трибуна оккупирована. Один депутат говорит: «Иди, председатель, ставь на голосование «вне закона»».