— А продукты? Что с продуктами? Где продукты? — волнуется Тупака Сергеевич.
— Больших и определенных успехов в заготовке кормов и других сельхозпродуктов добились труженики полей и ферм Санкт-Петербургской области, Мурманской и Архангельской автономных областей, Магаданской свободной экономической зоны, независимого Коми-Норильского национального округа и подшефного острова Шпицберген, на остальной территории идут бои за урожай арьергардного значения.
И Инка Тупака VII чутко вслушивается в канонаду своих внутренних органов. Если наши Верховные Инки такие на хрен чуткие, то почему мы, чукчи, такие на хрен голодные?
Экспортно-импортные вариации о хлебе
После 1815 года государственная машина Российской империи решила во что бы то ни стало «догнать и перегнать» Европу, в том смысле, что не только французские духи употреблять в два раза больше парижанок и шампанского дуть также в два раза — по этим частям мы Европу давно уже обставили. А захотелось короне иметь вполне конвертируемую валюту (конечно, много чего еще хотелось — ив образовании, и в свободах и искусствах всяких, и в градостроительстве, но здесь пойдет речь только об этом).
И почти весь XIX век прошел как непрерывный экспорт зерна из России, несмотря на то что век этот для России был не самым урожайным — 64 года на столетие имели недород. Тем не менее, хлеб составлял 90–95 % внешней торговли страны. Изучая портовую статистику Крыма, я даже там обнаружил почти полную монополию зерна в экспортных отгрузках. Виноград, вино, табак и прочие интенсивные культуры и товары потреблялись на месте либо вывозились из Крыма по железной дороге в глубь страны (чтоб не грешить — в столицы), а хлеб — через проливы в желанную Европу. Не за святыни воевали мы с Оттоманской империей, не за братьев-славян, за проливы.
Голодная и голодающая Россия к началу века стала важнейшим поставщиком хлеба в Европе и, стало быть, в мире. Не надо обольщаться при этом «развитием капитализма в России», особенно в сельском хозяйстве — что при крепостном праве, что в пореформенное время крестьянское хозяйство оставалось низкопроизводительным и почти напрочь натуральным — какой там экспорт, самим бы до лета дотянуть! Решающую роль в формировании зернового экспорта играли немецкие колонисты, расселившиеся по южным окраинам России от Одессы до Саратова.
Вот только не надо говорить, что-де потому и высокотоварно было зерновое хозяйство у штундистов (так называли в России немецких лютеран), что жили они на самых лучших землях. Все с точностью до наоборот — потому и доверены были им эти земли, что правительство знало — эти байеры не сопьются, землю не загубят чересполосицей и оврагами, урожай вырастят такой, что не прожрешь вместе со скотиной.
Так, по сути, немцы кормили немцев, а в казне от этого прибывало, пока, наконец, в 1887 году рубль не стал конвертируемым.
Продолжалось это, правда, недолго, и накануне Первой мировой рубль утерял эту свою столь долго пестуемую респектабельность. Хлебный экспорт в течение века пошел насмарку. Но лучше б это, чем то, что развернулось вскоре.
А вскоре развернулось буквальное ограбление страны, прежде всего — хлебное.
Про продразверстку знают все, кто даже не сдавал историю партии. Но было в ней два «убойных» штриха, от которых мурашки по телу до сих пор.
Отнятое у крестьян зерно тут же отправлялось (не все, но значительная часть) в Германию, «в помощь голодающим немецким товарищам», которые в этой помощи, естественно, не нуждались. Эта официальная версия продразверстки, естественно, вызывала не просто недоумение — взрыв крестьянского негодования: вот только что воевали с немцами и мира, кажется, с ними не заключали, то есть и продолжаем воевать, а зерно власти силком отбирают именно им. Кто ж это с кем воюет и на чьей стороне?
Второй эпизод— позорный польский поход. Из инструкций Ленина Первой Конной цель похода обозначалась не установление советской власти в Польше (эта авантюра даже кремлевскому мечтателю казалась сомнительной), а грабеж богатых украинских сел: войскам вменялось заходить в деревни, назначать самых зажиточных крестьян «уполномоченными по продразверстке» и стоять постоем, пока все не сдадут, а если и после этого покажется, что не все выгребли, то выйти из деревни, сделать крюк и зайти еще раз (чтобы у недоверчивых читателей рассеялись сомнения, рекомендую выпущенный в середине 80-х Институтом марксизма-ленинизма сборник «Военная переписка В.И.Ленина»).
Начало 20-х годов в России ознаменовалось неслыханным голодом, ограблением под этим предлогом церквей и экспортом зерна, обеспечившим выпуск в 1924 году золотого конвертируемого червонца. Страна села на хлебные карточки, но экспорт зерна — это святое.