Не отводя от него взгляда, я отвела левую руку назад. Пальцы мгновенно наткнулись на что-то твердое и холодное; его не было здесь, когда я сюда вошла!
Я обернулась, вняв совету волкодлака, — и не поверила глазам. Передо мной стояла стена — самая что ни на есть натуральная, каменная и холодная. Практически такая же, как и во всей остальной тюрьме… но мрыс дерр гаст, как же я сумела через нее пройти?
Чисто машинально я проверила, не иллюзия ли это. Коротенькое заклинание привычно слетело с моих губ; я успела еще подумать, что чар здесь нет, но магия откликнулась — неожиданно сильно и охотно.
Нет, это была не иллюзия. Реальная, совершенно настоящая стена; более того, за этой стеной не было вообще ничего. И не могло ничего быть: мир заканчивался, сворачивался в клубок — и весь он ограничивался этой маленькой комнатой.
На дальней стене, впрочем, я заметила дверь. Там, кажется, этот мир соприкасался с нашим… или не с нашим, мрыс его разберет, — но должна же эта дверь куда-нибудь вести?
Не знаю, что меня поразило больше. То ли волкодлак с подозрительно знакомым мне голосом; то ли моя неожиданная способность проходить сквозь каменные стены; то ли магия, неожиданно вернувшаяся ко мне; то ли мир, столь же неожиданно свернувшийся в крошечный комок. Но здесь было интересно. Здесь определенно было куда интереснее, чем в том солнечном вестибюле.
Я забыла даже про Эгмонта вместе с бестиологом, директором и докладами. Это место стоило того, чтобы узнать о нем подробнее; вот только с чего конкретно мне стоит начать? У этого клубка было слишком много концов, за которые можно дергать, но чутье подсказывало мне — лишь один из них поможет размотать клубок до конца.
— Где мы находимся? — Я обернулась к оборотню, решив, что он-то точно должен знать ответы на все вопросы. Пока я рассматривала стену, он отошел от меня и сел на корточки у соседней стены. Поза, похоже, была для него привычна. Лично у меня в таком положении мигом затекали ноги.
— В ковенской тюрьме, — спокойно ответил волкодлак.
— Это что, камера?
Оборотень кивнул.
— А-а… а почему магия здесь работает?
— Это отдельный мир, — так же спокойно пояснил он. — Мини-мир, по многим параметрам совпадающий с нашим. Вход, кстати, находится вон там. — Он кивнул на уже замеченную мною дверь.
Я недоверчиво хмыкнула, хотя сама подозревала то же самое.
— Как же я тогда смогла сюда зайти?
— Хороший вопрос, — согласился оборотень.
Я замолчала, не зная, что сказать. Нить на мгновение выскользнула у меня из пальцев; впрочем, уже через секунду я сформулировала следующий вопрос:
— Ты маг, да?
— Нет.
Ну да, ну да. Последнему адепту отлично известно, что попасть в ковенскую тюрьму могут лишь маги. Или лица, заподозренные в магическом воздействии неподобающего уровня. Обтекаемая формулировка на деле ни мрыса не формулировала: как, хотелось бы мне знать: возможно провести «магическое воздействие неподобающего уровня», не будучи при этом чародеем?
Я закусила губу. Что-то шло здесь не так. Я тянула, верно, все-таки не за тот конец; волкодлак спокойно смотрел на меня, но в его взгляде мне почему-то чудилось напряженное ожидание. Так, как будто бы он знал, что я должна сделать нечто очень важное, от чего зависит вся его судьба. А может быть, не только его.
Я посмотрела на него. Его лицо отчетливо вырисовывалось в темноте; странный шрам на правой щеке притягивал мой взгляд. Но кто же мог оставить ему такой рубец? Такие заковыристые раны не наносят в бою, да и хищники при всем желании просто не успеют так потрудиться. Разве что несколько шрамов, странным образом наложившихся друг на друга? Или культовый, ритуальный разрез… должны же у волкодлаков быть свои ритуалы?
Глупости это все. Я должна сказать, хватит оттягивать неизбежное…
Ну же!
— Кто ты такой? — выпалила я первое, что прыгнуло мне на язык.
Его глаза сверкнули в темноте.
— Я? — медленно переспросил он. — Я — это ты.
Всему должно быть свое время и свое место, в том числе и философским загадкам. Увидев волкодлака, я рассчитывала на более адекватного собеседника… хотя нет, вру, ни на что я не рассчитывала, но пакостная привычка отвечать загадками — это всегдашняя прерогатива эльфов.
Я хотела было уточнить, что именно он имеет в виду; но оборотень, не отрывая от меня взгляда, медленно провел пальцами по своему шраму.
По идее, мне надо было бы испытать сейчас что-нибудь невероятное. Хорошо бы легкий обморок, на худой конец сойдет и бешеное волнение. Увы, ничего правильного со мной не произошло. Я не стала отшатываться, опираться на стенки и прикрывать глаза — просто мир вдруг сделался простым и понятным. А я поняла, что именно было странного в этом шраме. Что странного и что знакомого.
Это была руна. Одна из рун неизвестного мне алфавита; похожая, но другая была вытатуирована у меня на животе и теперь внушала Полин жестокую зависть вкупе с легкой обидой. Нет, ну разве честно — всякие там рыжие ходят с татуировками во все пузо, и ничего, а тут наденешь лишнее колечко — сразу учителя наезжают! Не но форме: мол, не по форме…
Волкодлак легко поднялся на ноги, подошел ко мне. Я протянула руку вперед, осторожно, точно к огню; еще секунда — и наши пальцы соприкоснулись.
И что-то произошло.
В другом мире Эгмонт Рихтер, стоявший в вестибюле и героически боровшийся с желанием заткнуть оратору рот его же синим плащом, почувствовал нечто странное. Желание заткнуть ковенца никуда не исчезло (вот это было бы уже подозрительно), но к нему вдруг прибавился смутный призыв, донесшийся откуда-то из дальних коридоров. Что-то происходило там — и это что-то непосредственно затрагивало самого Эгмонта.
Магистр на секунду закрыл глаза, выкинув из головы КОВЕН со всеми его ораторами. Так, заклинание, знак… мрыс эт веллер келленгарм, ну разумеется, магия здесь не работает!.. Но как же тогда он смог почувствовать сигнал?
А что-то между тем продолжало происходить. Чем-то оно напоминало Эгмонту землетрясение, случившееся под океаном: пока что, в открытом море, волны не поднимутся выше метра, но вблизи берегов легкое волнение обернется гигантским цунами. И беда тогда тому, кто не успеет вовремя уйти с дороги!..
В этом месте мысли Рихтера как будто раздваивались.
Одна его часть отлично понимала, что сейчас, когда землетрясение только начиналось, его еще можно остановить. Она, эта разумная часть, великолепно знала, какую страшную опасность таит в себе зарождающаяся сила. Не из-за того, что основой этой силы является зло; просто существо, обладающее такими возможностями, не должно успеть эти возможности применить. Ведь никто не знает, как именно оно захочет действовать.
Другая же часть была не столь логична. Пренебрегая всеми доводами рассудка, она звала магистра вниз, утверждая, что там он нужен так, как не был нужен никому и никогда в жизни. На этом выдаваемая информация заканчивалась, точнее — повторялась заново: иди туда, иди быстрее, ты нужен там…
«Мрыса с два, — мрачно подумал Эгмонт. — Я нужен здесь».
Здесь не царский парк со стражниками, сидящими за каждым кустом. Здесь ковенская тюрьма. И еще здесь находятся адепты, которые называют его магистром. Этим адептам требуется защита; он не мог, просто не мог бросить их и уйти, откликнувшись на зов.
Здесь — не мог. В любом же другом месте он пошел бы, наплевав на логику и рассудок. Забыв про КОВЕН, строго регламентирующий все то, что положено было делать в такой ситуации. И первая часть в принципе могла заткнуться… вместе с оратором, воспользовавшись его же плащом. Плащ большой, его на всех хватит.
Вдобавок что-то пока отлично справлялось и без его участия.
И еще оно согласно было подождать.
«Интересно, — по недавно приобретенной привычке задумался Эгмонт, — а где сейчас, собственно, студентка Ясица?»
Вопрос оставался открытым.
— Я должна идти, — вдруг вспомнила я. — Мрыс дерр гаст, меня же на ленточки покромсают!