— Изволь полтыщи, — согласился Пожарский. — На краткий срок для заставы в самый раз, пожалуй. Беспрепятно станешь — махом гони нарочного. Мы вослед тебе Лопату либо Туренина пошлём шанцы ладить.
— А до их приходу?
— До их приходу стой несворотимо, заслоном. Ходкевич далече — от него не жди угрозы, ляхи со стен не сойдут — казаков стерегутся, а казаки — ляхов караулят, не до тебя им. Заруцкий едва ли станет ввязываться.
— Кабы не ввязывался.
— Ввяжется — ему хуже. Свои осудят. И Марину и Сидорку припомнят. А мы подосланных им убивцев с собою повезём, пусть с казаками перемолвятся, за какою нуждою их Заруцкий к нам посылал.
Почитающий Дмитриева за основательность Кузьма посулил ему:
— Снаряжу тебя, Михаил Самсонович, всяким припасом не хуже, чем Годунов войско на крымского хана снаряжал. Ни в чём отказа тебе не будет.
Но Дмитриев только благодарно улыбнулся — не запросил сверх крайне надобного.
Пожарский повернулся к Левашову:
— Готовься и ты, Фёдор Васильевич. Пойдёшь с Михаилом Самсоновичем. Знаем, мила тебе оборона. Вот и выпадает случай.
Левашов послушно склонил голову. Был Фёдор Васильевич в прошлом арзамасцем, когда-то состоял в добродетельных кузьмодемьянских жильцах, знал своё место и, хотя удостоился некогда вместе с Алябьевым похвальной грамоты Шуйского за вызволение от тушинских воров Мурома и Владимира, особых достоинств за собой не признавал, а честность ставил выше заслуг и чинов. Можно было не опасаться, что его сманит Заруцкий или обведут вокруг пальца лукавые ляхи. Левашов с Дмитриевым стоили один другого.
Когда было обговорено главное, благодушный Иван Андреевич Хованский заметил:
— Слава Богу, без распрей обошлися. Неслыханное ныне диво.
Минин подтвердил:
— Неслыханное, право. Но без согласия ничему не заладиться. Сохранить бы нам его.
И чтоб не было сглазу, для верности перекрестился. У Дмитрия Михайловича дрогнули в горькой усмешке уголки сомкнутого рта.
5
Старик Подеев выбился из сил, пытаясь сыскать Кузьму. Ещё на утренней зорьке прибыл верный мининский пособник в Ярославль, а теперь было уже за полдень.
Не жалея лошади, колесил Ерофей по городу вдоль и поперёк, тряслась его нагруженная поминками нижегородских жёнок телега по мощённым расщепистыми брёвнами улкам. Тесно было вокруг от народу, суматошно от криков и толкотни у торговых рядов, скученно у причалов. Право, не вся ли Русь кишела тут, пусть по единому человеку из каждого града, — не вся ли? Мелькали среди привычных одежд и бараньи шапки с алым верхом украинных[76] казаков, и пышное — с лентами, галунами и прорезями — убранство иноземцев.
Вытягивал Подеев бурую жилистую шею, выглядывая в пёстром скопище родных ему нижегородцев, но, увы, никого покуда выглядеть не мог: напрочь затерялся свой брат нижегородец в многолюдстве.
Угораздило старика попасть в Ярославль, когда Пожарским был объявлен общий сбор войска и когда тут перемещались и перемешивались полки.
Но Ерофей был упрям.
Сперва вёл нужные расспросы у земской избы, после у воеводской, затем стал соваться к подьячим в заведённые земством приказы — Разрядный да Поместный, Посольский да Монастырский, где, как он прознал, вседневно бывает Минин, ибо всех, кого бояре и начальные люди сообща назначают на воеводства в города, наделяют поместьями либо отправляют с посольствами, нужно по приказным спискам снаряжать то кормами, то ратной снастью, то скарбом, то деньгами, то всем кряду. Уже отчаявшись, сыскал старик Кузьму вовсе не в приказах, а близ Волги у ополченских хранилищ — рубленных из крепкого зрелого лесу торговых амбаров да складов, что покладистыми с некоторых пор ярославскими купцами были отданы для войсковых нужд.
Минин беседовал с прибывшими из Подмосковья украинными атаманами. Напротив работные люди нагружали подводу разным добром для казачьей депутации: сукнами, обувью, сёдлами, попонами — всей новой справой.
В глазах у атаманов стояли слёзы.
— Отак добро будет, — умилялся один из них, костистый, сурового обличья, с кудерявой чуприной из-под шапки.
— Добре, добре, — приговаривал другой, оглаживая сивые усы.
Атаманы были посланцами от вольного украинного казачества, что, придя недавно с южных земель, примкнуло к войску Трубецкого и Заруцкого. Однако худо одетых и снаряженных ратников в подмосковных станах встретили неласково, стали задирать да теснить. Подивившись такому приёму, казачье товарищество направило свою депутацию в Ярославль, чтобы найти тут поддержку. Пожарский с Мининым не только приветили казаков, но, видя их нужду, сговорились выделить им обновы из ополченских припасов. Под приглядом Кузьмы и грузилась теперь подвода.
76
К собственно украинным городам Московского государства относили тогда Алексин, Волхов, Белев, Дедилов, Карачев, Крапивну, Мценск, Новосиль, Одоев, Орёл, Тарусу, Тулу, Кромы, прикрывавшие с юга Москву от Дикого поля.