Иноземная пехота прорвалась к самому валу. Несмотря на яростное сопротивление, она стала теснить пушкарей. Чумазые от пороховой гари, без шапок, с копьями и пальниками в руках, кинув свои раскалённые от частой пальбы пушки, мужики сошлись в рукопашной схватке с недругом. Обхватив загрубелыми грязными ладонями рассечённое лицо, упал головою в свою жаровню Первушка.
Отчаянно дралась отступавшая в Чертолье ополченская рать. Силы были на исходе.
С прижатой к груди левой рукой, которую задело пулей, Пожарский рвался в сечу, словно в беспамятстве. Охрана оттеснила его в безопасное место. Он спрыгнул с коня на берегу реки. Ног не почуял. Остывающим мерклым взглядом глянул за реку на другой берег. Там не было никакого шевеления.
2
Крепкой заградою встали ополченцы насупротив Кремля, не давая засевшим там полякам ударить в спину основной рати. Вместе с иных городов людьми были в заграде нижегородцы. В первый ряд вышли стрельцы с бердышами и пищалями. У каждого грудь наискось пересекает сыромятный ремень, на котором навешана ратная приправа: зарядцы, сумки фитильная и пулевая, рожок с порохом. Вид у стрельцов грозный — не подступиться. Уговорились биться насмерть, до последней капли крови.
Всё утро взапуски палили пушки со стен, потчуя укрытых во рву и Алексеевской башне ополченцев ядрами, дробом и осколками, а затем Струсь вывел из кремлёвских ворот своё воинство.
Сходились сторожко, с оглядкой, как бы нехотя. Поляки из-за того, что были не уверены в своих надорванных недоеданием силах. Ополченцы же опасались подвоха: ну как панство враз подастся назад, а из крепостных бойниц вновь ударят пушки.
Но уж когда сцепились, пощады не просили.
Сеча заварилась под самыми стенами. С особым ожесточением началась у Водяной башни, на проезде меж Кремлем и Москвой-рекой. Тут дрались конные и пешие вперемешку. Стрелецкие бердыши сталкивались с протазанами, чеканы-клевцы с палашами, копья с кончарами. Гуляли по шлемам и железным наплечьям раскрученные кистени. Трескуче грохотали под яростными ударами щиты посадских ратников, у которых не было доспехов. От беспорядочной пальбы из пищалей вспухали клубы чадного плотного дыма, разрываемого вихрями боя.
В гуще наседающих на врага стрельцов, которых зычным голосищем матерно подбадривал Орютин, Кузьма видел с коня, как впереди, словно кося траву, широко махал боевым топором племянник. В первом же ряду, обочь Фотина, бились рогатинами Якунка Ульянов, Стёпка Водолеев, Потеха Павлов. Старалась не отставать от них кучка бойких вятских мужиков, которые и в кровавой свалке держались нераздельно.
На Минина вынесло посадского любимца Шамку с разбитым лицом. Он очумело огляделся, выплюнул вместе с кровью выбитые зубы и опять полез в драку.
Кузьма тоже стал продираться вперёд, не желая быть прикрытым от опасности. Ему удалось достичь Фотина, когда тот, взмокший от пота и разгорячённый, сдёрнул с головы постылый шлем, который, как всегда, мешал ему на поле брани.
— Парко, ратничек? — отечески усмехнувшись, крикнул племяннику Кузьма.
Из-под мокрых спутанных прядей волос Фотин мельком взглянул на него.
— Дак парко, дядя! — И снова устремился в бой со своим разящим топором.
Минину тоже стало не до разговоров. Чей-то пронзительный крик «Стерегись!» заставил его мигом перевести взгляд. Прямо перед Кузьмой свечкой взвился вороной конь, от оскаленной морды его с хищно раздутым храпом пахнуло сатанинским жаром. Будто добычливый коршун, сверкая схожей с оперением чешуёй доспехов, навис над замершим нижегородцем — неужто смертушка пришла? — польский гусар. У самого уха просвистело лезвие.
Второй удар Минин с трудом отбил. Видно, достался ему супротивник резвее и крепче его. Всей кожей ощутил Кузьма: от следующего удара не извернуться. И откидывая тело вбок, несказанно удивился, что сабля круто замахнувшегося гусара лишь слабо скользнула по его плечу и упала наземь. В тот же миг послышался хриповатый язвительный голос:
— А, пане Тржасковски! Дзень добры!
Скосив глаза, Минин узрел своего спасителя — ротмистра Павла Хмелевского, который ловким приёмом обезоружил и теперь оттеснял гусара... Насладившись растерянностью бывшего соратника, ротмистр приятельски подмигнул Кузьме, без всякого усилия перекинул тяжёлый палаш из руки в руку и снова бросился в заверть схватки искать себе достойного соперника.