Царь на Страстной неделе, утром в Великий четверг причастился Св. Тайн с детьми и дядей Алексеем. Дед причастился раньше, 20 марта.
Ст. Борзя. Марта 21 дня. Вчерашний день, 20-е Марта, был для меня
самым счастливым днем за все время нашей разлуки. Во-первых, я приобщился Св. Тайн, т.к. говел на прошлой неделе; во-вторых, вчера оправдалось мое предположение - я получил твое запоздалое письмо. Сердечно благодарю тебя, голубка, за это твое письмо-дневник. С большим интересом и удовольствием прочитал я его. Но, дорогая, откровенно скажу, что тяжело было все-таки услышать в твоем дневнике слишком большое нервничанье. Очевидно ты до сих пор не спокойна. Лучше уж, милая, позабудь обо мне на время и хорошенько успокойся и не взвинчивай свои нервы и без того расшатанные.
Не могу не сказать тебе и свое спасибо за то, что прислала мне письмо Александры Михайловны, хотя оно было адресовано и не мне. Но она расточает по моему адресу такие похвалы, каких я тоже не заслужил. Несправедливо приписывает она мне все в деле улучшения ее здоровья. Она и сама так отнеслась к своему лечению и к врачебным советам, как относится далеко не каждый больной. Это конечно влияло громадным образом на улучшение ее здоровья. Ты очень хорошо сделала, прислав мне исследование ее мокроты.
Что касается карточки, то мое мнение таково: ты вышла безусловно прекрасно, я же вышел гадко, как по большей части выхожу. Не стоит, по моему мнению, раздавать кому бы то ни было карточки, где мы сняты вместе. Но конечно тут ты можешь иметь одинаковый голос и можешь со мной не согласиться. Тогда делай, как знаешь. Впрочем, не думай пожалуйста, что я смотрю на это серьезно и, если сказал, то только затем, чтобы ты знала мое мнение, а не затем, чтобы мешать тебе поступать так, как тебе хочется.
Я вполне здоров телесно, но на душе тяжело и чувствую себя неважно. Причин тому много. Главная думаю та, что пребываю в разлуке с тобою и в полной неизвестности, когда же наконец увижу мою родную Каролю, обниму ее и расцелую. Затем скверно чувствуется и потому, что общество офицеров, среди которых невольно приходится вращаться, меня вовсе не удовлетворяет. Все их интересы сводятся к картам и пьянству, чего я не люблю, и потому, конечно, избегаю проводить с ними время. Приходится сидеть одному и скучать. Дела теперь много меньше, времени свободного много. Читать нечего. От скуки перечитал имевшиеся у хозяев квартиры приложения к "Родине" - романы довольно невысокого качества. Естественно является желание, чтобы поскорее двинули нас дальше. Тогда хоть интерес будет представлять само путешествие. Дорога и дальше весьма красива и местность в Манчжурии оч. живописна по словам бывших там. Знаешь, милый мой ангел, если Бог даст нам устроиться и все будет хорошо идти, то мы с тобой сюда непременно должны спутешествовать - по крайней мере хоть до Байкала.
Ну каково ты провела праздники? Отдохнули ли и весело ли себя чувствовала?
Передай от моего имени Марии Дмитриевне Горчаковой, что глубоко благодарю ее за приветствия и добрые пожелания. Мне хотелось познакомиться с ней, именно у меня было желание поручить ей - этой редкой душе, этому чистому сердцу и уму другую родную душу - душу Кароли. Я хотел просить ее не оставлять Каролю своим теплом и сердечным отношением. Но даже прежде просьбы я хотел искренне поблагодарить ее уже за то, что она успела вложить из своих нравственных и духовных сокровищ в душу Кароли. Может случиться, конечно, что и никогда мне не придется познакомиться с этим редким человеком, поэтому прошу тебя, деточка, передай ей то, что я только что написал. Если бы мы больше знали таких людей, больше имели с ними общения, мы - люди обыкновенные, будничные, грубые и сами были бы лучше и чище. Буду счастлив, если ты, Кароля, ученица Марии Дмитриевны, будешь во всем достойна своей высокой учительницы. Мое желание расходится с твоим, когда ты выражаешь мне, что хочешь быть достойной меня. Нет, дорогая, стремиться нужно вверх, а не вниз! Я думаю, не ты должна стремиться стать достойной меня, а наоборот, я должен достигнуть тебя, а ты уж стремись еще выше! Так-то, моя дорогая!
Пасху вероятно будем встречать тут, в Борзе, если неожиданно не получится предписания выступать. Я бы лучше желал встретить в дороге этот Праздник.
Напрасно ты пишешь о таких пустяках, как мои телеграммы с оплаченным ответом. Вводить тебя в лишние расходы я не имею ни малейшего желания, тем более, что телеграммы сюда так дороги. Ведь мне здесь почти некуда тратить деньги. У меня накопилось больше 500 рублей, и я даже думаю перевести их тебе, т.к. если придется быть на поле сражения и шальная пуля уложит, то и деньги совершенно зря пропадут, ты же их можешь сохранить до моего возвращения, а в случае необходимости и воспользоваться ими для себя. Я вероятно так и сделаю, когда будем выступать, оставлю рублей 100-150 себе, а остальное переведу на твое имя по почте.
Что касается твоего намерения продолжать и летом заниматься с детьми, то, конечно, тебе должно быть известно, что мне этим ты доставляешь большое огорчение и ничего больше. Писать по этому поводу еще что-нибудь считаю лишним, так как уже много было писано и говорено на эту тему без толку. Делай как знаешь и можешь не уведомлять меня об этих занятиях. Они меня интересуют только лишь в отношении влияния на твое здоровье, во всех же других отношениях они для меня представляют меньше интереса, чем прошлогодний снег.
Ну, прощай, дорогая деточка Кароля! Крепко, крепко целую тебя! Жму
твою руку и шлю наилучшие пожелания. Весь твой, горячо любящий тебя
Н. Кураев. Письмо Александры Михайловны возвращаю. Непривычно чи
тать в письмах человека влюбленного, жениха, рядом с "объятиями" и "поцелуями" - "Жму твою руку" да еще и, как правило, "крепко". Письмо от 21 марта многое разъясняет. Дед благодарит бабушку за присланное исследование мокроты, а ведь бабушка сама догадалась, сама прислала, навряд ли ее дед попросил. Не подмешивается к любви, а полноправно существует в отношениях этих счастливых друг другом молодых людей еще и товарищество, с уважением к делу, праву и мнению другого. "Тут ты имеешь одинаковый со мной голос и можешь не согласиться." Это о фотокарточках. Но дед понимает, что не имеет равного с бабушкой голоса в вопросе о ее работе летом. Он может только выразить свою огорченность, выразить резко, с нескрываемой обидой, но настаивать не может. В вопросах практического свойства любовь не всегда лучший советчик именно в силу своей категоричности, и полноправно существующее в отношениях чувство товарищества позволяет неудовольствию не развиться в конфликт и разрешиться дружелюбно.
"Жму твою руку!" - это не формальность, не ритуал, это именно знак товарищества!
Дед не знает, но уже начинает чувствовать, что наступает полоса тягостного испытания пустотой. Бессмысленное прозябание в ожидании неведомо чего он готов променять на "путешествие" на войну, на р. Ялу, где полковой врач предвидит "большое сражение". Там оно и произойдет через 3 недели. А вот умудренные и увенчанные выпушками и аксельбантами вояки почему-то "большого сражения" не предвидели, и потому малочисленный, всего-то в пятнадцать тысяч человек отряд генерала Засулича, не сумевшего выбрать порядочную позицию и тактику обороны, был разбит. Значение боя на р. Ялу, где потери японцев были больше наших, очень велико и для нас прискорбно. Японская армия, до той поры сравнительно немногочисленная, захватила ключевые порты и начала энергично наращивать свои силы в Манчжурии.
Чудовище войны, призванное на головы невинных россиян легкомыслием царя и его ближних, казалось, еще дремлет, и, потягиваясь, переваливаясь в дремоте, то толкнет на мины пару броненосцев, то крейсер, то придавит до крови отряд непроворного умом генерала.
Царь, скорее всего, пребывал в уверенности, что лестные для его царского самолюбия военные победы полагаются ему как бы по должности, и точно так же, как министр двора Фредерикс в нужный день и в нужном количестве поставляет ему яйца для христосования, так же и генералы Куропаткин, Случевский, Засулич, Штакельберг, Бирльдерлинг, Гриппенберг и, набивший руку на подавлении Китайского восстания, Ренненкампф, это на суше, а Старк, Витгефт, Макаров и Алексеев - на море в нужный день и час поднесут ему победу. Планировалась "маленькая победоносная война", о необходимости которой именно этими словами говорил министр внутренних дел В. К. фон Плеве, не полководец, но крупный деятель по жандармско-полицейской части, державший на прицеле, в первую очередь, врагов внутренних. Надо было убить двух зайцев, отучить японцев раз и навсегда совать нос на материк и показать так называемому "обществу" силу и несокрушимость самовластья.