Команда у деда, судя по всему, была опытной, так как не прошло и пяти минут, как расшива причалила под высокий песчаный обрыв, а гребцы укрылись на берегу, наблюдая из-за кустов за приближающейся лодкой. На расшиве остался лишь кормщик. Валентин лежал на траве рядом с мордатым веснушчатым Ванькой, сжимавшим в руках увесистую дубину.
— И че они испужались? — бубнил Ванька почти в самое ухо. — Всего-то восемь душ. Вот ужо мы их…
Валентин не реагировал на это бормотание, молча глядя, как лодка врезалась носом в песчаный берег позади их баржи и прибывшие на ней люди выходят на берег.
— Здравствуйте, добрые люди. По какой надобности путешествуете? — Кормщик решил начать разговор первым.
— Это митряевская расшива? — уточнил один из новоприбывших, не отвечая на приветствие.
— Ну…
— Я орловский губной староста. Вот этот вот достопочтенный орловский горожанин, — говоривший указал на одного из своих спутников, — утверждает, что двое митряевских гребцов похитили его наручный браслет. А слова его подтверждает служка кабацкий. Вот. — И он указал пальцем на второго.
Валентин сразу же узнал того, которого назвали достопочтенным орловским горожанином. Это был тот самый кудлатый, с чьей руки он содрал браслет. Узнал его, видимо, и Ванька, так как, едва лишь зашла речь о браслете, тут же перестал бубнить и начал внимательно вслушиваться в разговор, ведущийся у расшивы.
— Да у меня гребцов пятьдесят душ, — ответил кормщик. — Это которые же из них? Как выглядят? — Он сокрушенно покрутил головой. — Однако, не верится мне, чтоб мои воровством занялись.
— Один высокий такой, рыжий, а второй — пониже, смуглявый. Они из нашего кабака товарища своего забирали, — затараторил кабацкий служка.
— Понял, о ком речь. — Кормщик кивнул. Он приставил ладонь ко рту и крикнул: — Эй, Шеляга, Рыжий, спуститесь-ка сюда. — Сам он тоже сошел по сходням на берег и подошел к орловскому губному старосте и людям, прибывшим с ним. — Ты сам видел, что это они? — грозно спросил он, подойдя вплотную к служке.
— А кто ж еще? — слегка опешил служка. — Только они туда и подходили. Господин вот… — он указал на кудлатого, — спали. И ваш человек — тоже, но у другого конца. Вот так вот. — Он показал, как спали за столом Валентин и кудлатый. — А тут, значит, двое ваших подходят, товарища своего хватают и волокут.
— И что? — переспросил кормщик. — Ты сам видел, как они снимали браслет?
Шеляга и рыжий Ванька уже спустились к воде и, не торопясь, подходили к беседовавшим на берегу.
— Так больше некому. Никто туда боле не подходил. Только они. А господин проснулись — а браслета-то и нетути.
— Понятно, не видел. А что за браслет-то? — Он повернулся к несчастному хозяину браслета. — Небось золотой, с лалами[2] да яхонтами? — Последнюю фразу он произнес с нескрываемым сарказмом.
— Нет-нет. — Кудлатый выглядел слегка смущенным. — Обычное олово. В палец шириной, а на нем собака отлита.
— Говорят, вы браслет наручный взяли вот у него. — Кормщик обернулся к подошедшим Шеляге и Ивану.
— Кто?! Я?! Взял?! — заполошно заорал Ванька. — Вот глядите! — Он содрал с себя рубаху и бросил ее на песок, после чего одним рывком развязал узел веревки, подпоясывавшей порты. Они тут же свалились вниз, и Ванька предстал перед всей честной компанией в чем мать родила. Из всей одежды на нем остался лишь нательный крест.
Шеляга был не столь экстравагантен. Он лишь почесал пятерней в затылке и уверенно заявил:
— Не, не брали мы. Хошь, крест на том поцелую. — Он вытащил из-под рубахи нательный крест, поцеловал его и сказал: — Не брал я у него ничего, на чем и крест целую.
Ванька тоже поцеловал крест.
— Я к нему и пальцем не докоснулся. Я его даже и не видел, был он в том кабаке иль нет. — Ванька поднял портки и принялся подпоясываться веревкой.
— Ну вот. — Кормщик развел руки в стороны. — Не брали мои ребята.
— Пусть они с нами в Орел поедут для дознания, — не очень уверенно заявил губной староста.
— Нет, — жестко отрезал кормщик. — У меня каждый человек и каждый час на счету. Мне груз хозяину надо к сроку доставить. Хочешь, проводи здесь свое дознание до завтрашнего восхода. Хотя… Вроде уж все провели. Тут и так все ясно. Служка толком ничего и не видел, ребята мои крест целуют, что не брали у него этого браслета. Чего ж еще?
— Да, но… — Губной староста продолжал мяться.
— Может, ты расшиву хочешь осмотреть? — предложил кормщик.
— Пожалуй что, — обрадовался староста. — Я и два пристава со мной.