— Вот как значит, да? — проворчал Макото. — Я уже начинаю жалеть, что вообще тебе тогда душу открыл… Ладно, ладно, намек понял. Отстану я от твоей дурацкой шапки, а ты перестанешь тыкать мне пальцем в незажившую рану, идет? — дождавшись кивка Кенджи, которого вполне устраивала подобная сделка, Макото снова затянул старую песню: — Слушай, ну назови мне хотя бы одну вразумительную причину, по которой ты не можешь принять участие в Турнире? Ты же с этой своей демонической штукой… прошу прощения, со своими внезапно открывшимися талантами, — быстро поправил он сам себя, поймав взгляд Кенджи, — легко можешь добрую половину участников обойти, а то и вообще в победители вырваться. Ты хоть вообще представляешь, от чего отказываешься? Во-первых…
Кенджи только вздохнул и откинулся на подушку, слушая его болтовню. Сам-то Макото в отличие от друга внес свое имя в списки претендентов одним из первых — и, признаться, это стоило ему немалых усилий. Решив схитрить, в первый день начала записи на Турнир Макото поднялся задолго до восхода солнца, надеясь избежать толкучки — но подобных умников оказалось куда больше, чем он рассчитывал. Некоторые занимали места чуть ли не со вчерашнего вечера! Самураи победнее мужественно ночевали прямо под открытым небом, кутаясь в плащи и шерстяные одеяла — несмотря на то, что осень еще даже не подступила и к половине, ночью уже становилось довольно прохладно. Воины и маги побогаче отряжали на это дело слуг, а то и вовсе нанимали крестьян или уличных бродяг, которые с радостью бы переминались с ноги на ногу хоть круглый год за пару лишних медяков. Еще до полудня очередь растянулась чуть ли не на полгорода, а едва солнце стало в зените, как следить за порядком явилась практически вся императорская гвардия.
Шутка ли — такое количество скучающих бойцов в одном месте, не знающих, чем себя занять и убить время. Кто-то достал кувшин сакэ, кто-то прикатил из ближайшей таверны бочонок эля, прямо на земле застучали игральные кости и зашелестели карты, парочка юнцов решила померяться силами на потеху всем прочим, тут же особо пронырливые начали принимать ставки на исход драки, и чем меньше становилось выпивки, тем чаще средь толпы начинали вспоминаться старые обиды… В общем, тот день обошелся городу как минимум в семь разгромленных таверн, пять закрытых купален, одиннадцать разрушенных фонтанов и упряжкой испуганных коней, невесть каким образом оказавшейся на крыше ближайшего храма. Снимали их практически до полуночи, а то, каким образом они вообще туда попали, на следующее утро не смогли объяснить даже протрезвевшие виновники сего хулиганства. Удивительно, но будущие участники отделались разве что сломанными ребрами или разбитым носом; хотя ранее первые жертвы Турнира могли появиться задолго до его начала.
Все это Кенджи поведал лично сам Макото который вернулся глубокой ночью — вымотанный до нитки, уставший, лишившийся куска рукава и одного сапога, с ног до головы пропахший потом, вином и луком; но лицо его, несмотря на пару свежих синяков и похожую на лопнувшую сливу губу, просто светилось счастьем.
— Ты представляешь — приперся даже этот засранец Хияно! — фыркнул Макото, прикладывая к лицу смоченную в холодной воде тряпку; заметив недоуменный взгляд Кенджи, он пояснил: — Это хлыщ из правящей семьи Дома Тигра. Ты наверняка видал его на совете — худой как каланча, плюгавый такой и вечно на всех зыркает, словно бы в дерьмо вляпался. Еле-еле в прошлом году четвертую ступень одолел — подозреваю, не без помощи казны своего семейства — а уж гонору… Ты представляешь — стою я рядом с ним, а он башку поворачивает к своим дружкам и говорит будто бы меня тут и нет: «Не знал, что в этому году дети тоже соревноваться будут». Дети, ха! Да он меня старше на пару лет, не больше! Ох, попадись он мне — не то, что меч больше держать не сможет, ходить будет с палочкой…
Последнее время мысли Макото — впрочем, как и всех остальных жителей столицы — целиком и полностью занимал только Турнир. Воины и заклинатели тренировались до последнего пота, оружейники, бронники, портные, держатели борделей, владельцы гостиниц и им подобная братия подсчитывали барыши, просто купаясь в деньгах, и даже уличные мальчишки ругались до хрипоты и лезли друг на друга с кулаками, защищая честь любимого Дома. Который, впрочем, утром мог быть совершенно другим, нежели вечером, а к полудню поменяться еще пару раз.
Самого же Кенджи Турнир волновал не больше, чем ежегодное соревнование по поеданию риса — да, в Каноку проводилось и подобное увеселение, к слову, имеющее немало поклонников. Нет, сейчас его тревожили куда более серьезные вещи. Пускай Жнец потерял большую часть своих союзников и едва не погиб сам — но, тем не менее, он все еще был могучим противником. Быть может, самым опасным человеком, с которым можно было скрестить мечи… но человеком ли?.. Кенджи своими глазами видел, как в него дважды вонзали кинжал почти по рукоять. Ни один воин, пускай даже самый стойкий, не смог бы оправиться от подобной раны даже если бы выжил — а Жнец не только не шелохнулся, но и смог продолжить бой, будто бы и вовсе не испытывал боли.