Путники упорно двигались вперед, не жалея ни лошадей, ни себя. Сареван, провалившийся в забытье, похожее на сон смерти, передавался с рук на руки, словно ценный груз. Они поднялись на Стену, оставив далеко позади место жертвоприношения. Небо наконец сбросило покрывало бури, и они увидели город - Эндрос Аварьян, Трон Солнца, белые стены и золотые башни, и скалу над рекой, и волшебную башню, словно черный коготь выросшую на верхушке этой скалы. Мрак и свет столкнулись лицом к лицу над потоком Сувиена, но оба они были рождены волей разума и рук Солнцерожденного. Отряд поспешил вперед. Гора сбросила их с себя, и перед ними раскинулась зелено-золотистая равнина с рассеянными по ней селениями. Местные жители заметили группу дикарей из озерного края, среди которых оказался принц с запада и какой-то человек, похожий на дикаря, безжизненно привалившийся к луке седла. Никто не бросал им вызова. Отряд был сильным и к тому же находился в самом центре мирной империи. Хирел, все еще не пришедший в себя от повторного приступа тошноты, не отводил глаз от стен Эндроса. В Кундри'дже этот город в насмешку называли побеленной деревушкой, каменным лагерем, грубой пародией на сам Золотой город. Говорили, что там все безвкусно, что там только грубый камень и голая, лишенная растительности земля, что его белый и золотой цвета чересчур ярки для подлинной красоты. Словно высокомерие варвара, смешавшееся с изяществом южанина, заявляло во всеуслышание: <Смотрите, я тоже могу основать империю и возвести город, и предрекаю, что мое творение будет стоять тысячу лет>. И все-таки чем ближе Хирел подъезжал, тем красивее казался ему город. Яркий - да, но построенный в гармонии изгибов, плоскостей и углов. Город выглядел чистым и молодым, как свежевыпавший утренний снег, а вовсе не безвкусным. Он будто вырос из земли, как вырастают горы, неожиданно, величественно и неизбежно. Но не одно это делало Эндрос Аварьян реальным. Здесь жили люди, они въезжали в город и выезжали из него, они ели, разговаривали и пели, работали и ленились, покупали, продавали и торговались, им требовались выгребные ямы, мусорные кучи и могилы. Эти люди были разными и вели себя в соответствии со своим воспитанием и привычками. Хирел видел чернокожих великанов, раскрашенных, бородатых и гладко выбритых, и женщин, обнаженных до пояса или закутанных в покрывала по самые глаза, вышагивавших так гордо, словно им принадлежал весь мир. Он видел людей из равнинных племен, с миндалевидными глазами, с красной, бронзовой или коричневой кожей, которые откровенно таращились на их отряд и обсуждали вслух, чего ищут чужаки в их городе. Там и сям попадались странные белокожие существа с Восточных Островов, сторонившиеся остальных. Изредка Хирел с болью замечал лица своих соотечественников, холеных, полнотелых, с кожей всех оттенков золотого цвета - от коричневато-серого до цвета старой слоновой костя, с вьющимися светлыми волосами и сияющими желто-коричневыми глазами. Впрочем, ни у кого из них кожа не была такой бледной, как у Хирела, волосы не отливали таким чистым золотом, а глаза не казались янтарными. Вот они-то знали правила вежливости, они не пялились на чужаков и держали свои мысли при себе, неторопливо шли по своим делам. Юлан снова куда-то исчез. Он избегал городов, в том числе, кажется, и этого. Возможно, так было даже лучше: узнав его, люди узнали бы и Саревана, и тогда началось бы столпотворение. Однако анонимность имеет свои слабые стороны. Хирел, выросший во дворцах, знал о существовании стражи и ее службе. Однако он не мог и предположить, что ему и его спутникам не разрешат проникнуть за пределы определенной территории. По их виду стража поняла, что это сброд, дикари, приехавшие бог знает откуда, а имя Саревана не могло служить пропуском во внутренние покои. Внешние пределы дворца были, конечно, великолепны, но путешественники запутались в сложных переходах. Находились люди, которые за определенную мзду предлагали им услуги проводников, но большинство в ужасе отшатывались, видя на руках Рокана бесчувственное тело, издававшее ужасный запах. Где-то во внутренних дворах группа вооруженных людей пыталась убедить зхил'ари оставить сенелей и оружие; результатом стали две или три разбитые головы. Если после этого их не прогнали, то только благодаря настойчивым объяснениям 3ха'дана. Хирел попал под скользящий удар, предназначенный кому-то другому. Его мозг никак не мог приспособиться к звучанию языка гилени. Он расслышал только имя Аварьяна и уловил в непонятных репликах угрожающие нотки. Стража все-таки пропустила их, заставив спешиться и снять оружие. Они держались плотной группой, поручив Саревана заботам Газхина, самого крупного и сильного среди них. Казалось, они бродят здесь уже целую вечность без всякого успеха. - Нам надо видеть императора, - твердил 3ха'дан на вполне сносном гилени, но в ответ слышал либо смех, либо фырканье, а чаще всего на него вообще не обращали внимания. - С нами ваш принц, черт возьми. С нами сын императора! Смех усиливался. - Вот этот? - насмехались люди. - До того как этот парень начал гнить, он был мальчишкой-дикарем. Шуток здесь не любят, а его императорское величество не станет оживлять мертвого чужака. Эти слова были сказаны смуглым полным человеком, разряженным и увешанным побрякушками, весь облик которого выдавал в нем мелкого чиновника. Какой-то горожанин, которого убедило если уж не имя их подопечного, то отчаяние, направил их к этому чинуше, сидевшему в своей позолоченной щели и презиравшему их всеми своими куриными мозгами. Он не узнал принца в скелете, обтянутом разрисованной кожей. Кулаки Саревана были судорожно сжаты, и их невозможно было разжать, чтобы подтвердить его личность. К тому же всем было прекрасно известно, что принц Саревадин путешествует вместе со своими сподвижниками где-то на западе. Очевидно, думал чиновник, эти люди лгут, чтобы проникнуть к императору. Ему слишком часто приходилось слышать подобную ложь. И что тут удивительного, если весь мир готов погрузиться в ад притворства, лишь бы добиться хотя бы мимолетного внимания Солнцерожденного. Или его милости. Или его знаменитой магии. Они ушли под его разглагольствования о необходимости ограждать императора от назойливых людей. Большинство зхил'ари были за то, чтобы штурмовать внутренние ворота. В ответ Газхин скорчил гримасу. - Вы настоящие идиоты. Проведете остаток жизни в цепях, вот и все. Я считаю, что надо попасть в храм. Жрецы узнают нашего господина и приведут к нему его отца. Нам надо было идти туда сразу же. Хирел нахмурился, глядя в мощеный пол. Это была его ошибка: он предложил идти прямо к императору, а зхил'ари, не зная нравов дворца, не стали ему возражать. Однако усвоили урок достаточно быстро. Несмотря на то что их дело было безотлагательным, они задержались в тихом внутреннем дворике, куда завел их спор. Здесь бил фонтанчик. Они умыли свои разгоряченные лица, раненые промыли раны, а 3ха'дан смочил губкой тело Саревана. Хирел сделал несколько глотков воды, обнаружил, что может удержать их в себе, и отошел в сторонку. В действительности это был скорее садик, нежели двор. Глиняная плитка лежала только по его краям и вокруг фонтана, все остальное пространство было занято травой и цветами. Молодое стройное деревце стояло на страже у ворот, которые распахнулись, стоило лишь Хирелу толкнуть створки. И снова трава, мягкая, ровно подстриженная. Конюх выгуливал здесь сенеля, черного жеребца невероятной красоты. Он мог быть только японских кровей, а кони Янона считались лучшими в мире. Хотя его рога от возраста загибались словно кривые сабли, он носился как жеребенок. Прыжок, скачок, круговой поворот; степенная рысца вбок, неожиданный яростный рывок, и при этом безупречная размеренность движений, как у танцора или воина. Тем не менее на жеребце не было узды, а всадник неподвижно застыл в седле, положив руки на бедра. Хирел не отводил от него глаз. Еще никогда ему не приходилось видеть подобной верховой езды. Он хотел научиться этому. Очень хотел. И прямо сейчас. Он оставался незамеченным. Жеребец сосредоточился на своем искусстве. Всадник сидел словно в забытьи. Это был молодой человек, темный как ночь, один из этих гладко выбритых северян. Жрец Аварьяна. Очень похожий на Саревана, правда, если бы у последнего не было его рыжей гривы: такая же тяжелая длинная косичка жреца, раскачивающаяся у самого крупа сенеля, такой же килт, едва прикрывающий обнаженные ноги, такое же золотое ожерелье на голой груди, такое же резкое лицо с орлиным профилем. Он не обладал той возмутительной красотой, какой был наделен Сареван, но его нельзя было назвать уродом - он попросту являлся самим собой. Сенель остановил свой летящий галоп и принялся ритмично пританцовывать на месте, словно ему задавал такт барабан, а потом застыл на месте. Онемевший разум Хирела отказывался воспринимать виденное. Они как будто высечены из камня. Черный человек на черном жеребце, золото на его шее и в его ухе, складки тускло-коричневого килта и рубины, ставшие глазами сенеля. Изваяние всадника покинуло спину изваяния коня, и Хирел изумленно уставился на него. Потому что, несмотря на облик и одежду северянина, этот незнакомец не был великаном - его с трудом можно было назвать высоким человеком. Высокий по асанианским меркам, мужчина среднего роста с точки зрения южан, среди дикарей он казался бы маленьким как ребенок. В первый раз с тех пор как он очнулся возле костра Саревана, Хирел почувствовал, что мир сжимается до нормальных размеров. Он снова превратился в рослого юношу, высокого для своих лет, который, по всей видимости, превзойдет ростом отца, считающегося невысоким. Этому человеку он без напряжения мог смотреть в глаза. - Ты даже представить себе не можешь, - сказал он, - какое счастье просто стоять прямо и смотреть в лицо, а не в грудь, или в пряжку ремня, или еще того хуже. Великолепная улыбка всадника сделала его еще моложе, совсем юношей. - Бесспорно, это самое забавное из того, что когда-либо говорилось по поводу моего роста. Его голос звучал чудесно, глубоко и вместе с тем чисто. Как у Саревана. Невероятно похоже. Хирел никогда не попадал в одну и ту же каверзную ситуацию дважды. Теперь он уже познакомился с магией и отнюдь не считал, что эта встреча произошла благодаря слепой судьбе. Но он был до такой степени ошарашен, что произнес невпопад: - Это и есть Бешеный? - Ну разумеется, - сказал всадник в золоте и тряпье, наблюдая за тем, как Хирел гладит жеребца по шее, а тот смиренно терпит это. После своего буйного танца Бешеный не был даже разгорячен. Он сопел в ладонь Хирела, притворяясь, что собирается ущипнуть его, и вращал глазами в ответ на улыбку принца. Пальцы Хирела вцепились в черную гриву. А всадник наблюдал за ним, довольный и, по-видимому, заинтересованный. - Ты только что добился редкостной милости, чужеземец. Лишь несколько избранных могут коснуться боевого коня Солнцерожденного. Хирел не склонил головы. Он знал, что если сделает это, то упадет, а Высокого принца никто не должен видеть поверженным. - Мы принесли вам вашего сына, господин император. Но никто нам не верит, мы ходим туда-сюда, и я боюсь, что... Он не успел закончить фразу. Повелитель Керувариона исчез. Хирел остался один н