Сареван чуть не забыл одеться. Его косичка расплелась, и длинные волосы сохли на ветру. Впервые после того как он окинул Шон'ай, его тело подчинялось ему. Ноги несли его, а куда - ему было все равно. В конце концов он оказался в своей башне, чтобы надеть платье принца и массивное ожерелье жреца и явиться на пир, на который его не пригласили. Из-за того что Шатри - будь проклято его усердие? - оставил его немного отдохнуть, Сареван опоздал. Все уже сидели за столом: император, императрица, властелин Северных княжеств, лорд канцлер Юга, их жены, их слуги и даже некоторые из их детей. А на почетном месте, застывший, словно золотое изваяние, сидел Хирел Увериас. Их взгляды угнетали Саревана. Большинство из присутствовавших видели его впервые с тех пор, как он вернулся. На их лицах читались ужас, печаль и еле скрываемая жалость. А также гнев, глубокий и нерушимый, который наиболее сильно пылал в сердцах молодых людей, братьев и друзей принца. Он одарил их широчайшей улыбкой и произнес: - Добрый вечер, господа. Я слышал, что вы собрались на войну, а меня с собой не берете. Никто не проронил ни слова. Сареван не смотрел ни на отца, ни на мать, хотя знал, что она привстала со своего места. Он сел рядом с Хирелом и потянулся за наполненным до краев кубком. Подняв его, он провозгласил: - Выпьем за смерть!
Он заплатил за это, и недешево. Не то чтобы Мирейн упрекал его. Император ничего не сказал, и это было намного хуже. И Саревану пришлось сидеть, есть, пить и доказывать всем, что он по-прежнему остается Сареваном Ис'келионом. Он проснулся, что было неизбежно, но не в своей постели. Теплым комочком рядом с ним свернулся Хирел. - Будь они все прокляты, - прошептал Сареван. - Будь прокляты. - Это ты про кого? Сареван вскочил, поморщился, схватился за желудок и снова упал на подушки, разрываясь между гневом и весельем. - Львенок! А я думал, что ты спишь. - Как видишь, нет. - Хирел устроился поудобнее, подперев рукой голову. Его глаза все еще были затуманены сном. - Так кого ты проклинаешь? спросил он. - Да всех! Хирел удивленно поднял брови. Вторая попытка удалась Саревану лучше. Он широко развел руки. - Они сделали меня точкой приложения ярости и жалости, мое имя красуется на их военном стяге. - Я знаю, - сказал Хирел. - Меня изумляет, что ты не такой, как они. Ведь ты действительно попал сюда при смерти и в моей компании. Так разве могло все кончиться по-другому? Слышать собственные мысли из уст другого человека оказалось еще больнее. Сареван занес руку для удара, но усилием воли заставил ее опуститься. - Ты должен бы радоваться, - продолжал тем временем юный демон. Ты получил войну, то есть возможность покрасоваться в полном боевом облачении, помахать мечом и заслужить имя героя. Разве не эта мечта скрывается в сердце каждого добропорядочного варвара? - Может, я и варвар, - процедил сквозь зубы Сареван, -но я не желаю быть причиной этой войны. И не буду ее причиной. - Не поздновато ли для подобных заявлений? - Может, еще и нет. - Сареван осекся и сжал зубы. - Нет! Этого еще не хватало. Удивительно, но Хирел промолчал. У Саревана зачесался подбородок. Он поцарапал пальцами щетину, скорчил гримасу и медленно поднялся. Он твердо стоял на ногах. Волна дурноты прошла. Все дело было в вине, а не в слабости. Он расправил мускулы, каждый из которых повиновался ему, вспомнив наконец о былой гибкости. В моменты подобного гнева и безумия Саревану хотелось петь. Он воспользовался ванной Хирела и его слугами, а затем послал за своей одеждой. Пока ее несли, он поел, потому что в нем проснулся дикий голод, и это являлось превосходным знаком, даже лучшим, чем та легкость, с которой он двигался. Когда принесли его одежду, он облачился со всей тщательностью, любуясь на свое отражение в высоком бронзовом зеркале. Чистый, гладко выбритый, с причесанными и убранными, насколько это было возможно, волосами, Сареван остался доволен собой. А царственная простота его обуви и штанов и элегантность кафтана в сочетании с массивным красновато-золотым ожерельем на шее делали его просто великолепным. На исхудавшем лице глаза казались слишком большими и блестящими, но с этим ничего нельзя было поделать. И все же кое о чем он сожалел: если бы он не потерял сознания, то не позволил бы сбрить бороду. Сареван вздохнул и пожал плечами, а затем улыбнулся Хирелу, отражение которого возникло в зеркале за его спиной. Хирел оглядел его с ног до головы и подмигнул. - Собираешься кого-нибудь соблазнить? - Весь Керуварион, - ответил Сареван. Мальчик наклонил голову и удостоил его одной из своих редких улыбок. Он выглядел как кот около сметаны. Сареван сглотнул ком в горле. Что-то его беспокоило. - Хирел... - осторожно начал он. - Насчет прошлой ночи. Почему я... - Ты был просто великолепен, - сказал Хирел. - Ты был воплощением жизни и души в едином теле. Ты был светом и пламенем и всех их держал в кулаке. - Ну разумеется. Для того я и пришел. Но почему я... - Выговорить было трудно, а Хирел, теплый и коварный, с маслеными глазами, не пытался облегчить его задачу. Он играл в собственную игру и наслаждался ею все больше и больше. - Как, в конце концов, я оказался в твоей кровати? - Разве ты не помнишь? Изумление было отлично разыграно, но Сареван разгадал притворство. Он угрюмо уставился на Хирела. - Ну ладно, львенок. Что я сделал, и почему так все произошло? Хирел сбросил маску придворного льстеца, сменив ее на личину избалованного принца, слегка надутого и оскорбленного. - Ты не сделал ничего, кроме того, что опился вином, поверг всех в остолбенение своим буйством и повалился в постель. В мою постель. Потому что, сказал ты, двести ступеней - слишком много, а людям хочется поговорить и ты намереваешься дать им повод для разговоров. Думаю, ты об этом помнишь. - Смутно, - признался Сареван. - Ну а теперь расскажи мне все остальное. - Нет. Сареван взял этот упрямый подбородок и приподнял его. Он сопротивлялся. В гневном порыве Сареван наклонился и запечатлел долгий и крепкий поцелуй. Достаточно крепкий, чтобы остался синяк, и достаточно долгий, чтобы воспламенить их обоих. Затем он так быстро отстранился, что Хирел покачнулся. - Этого ты и добивался? Хирел обнажил зубы. Это была скорее улыбка, нежели злобный оскал. - Неплохо для начала, - сказал он. Гнев Саревана утих. Он осторожно встряхнул Хирела за плечи. - Это всего лишь кучка ревнивых детей. Несмотря на всю их болтовню, они знают правду так же хорошо, как и мы. - Но в чем заключается правда? - спросил Хирел. - А как ты думаешь? Хирел быстро и нервно тряхнул головой, словно отбрасывая назад свои некогда винные великолепные кудри. - Правда заключается в том, - взорвался он, - что я - потаскун и шпион, я был твоим пленником и замыслил твое убийство, и стоит тебе сказать слово, одно только слово, как я окажусь в твоих объятиях. - Он уставился пылающим взглядом в лицо трусливо молчащего Саревана. - Да, я ничего не могу с собой поделать. И меня это вовсе не радует! Я - худший из дураков. Я воспользовался тобой и управлял тобой, потому что, кроме тебя, никого не было. А потом я доверился тебе. Я понял, что не могу ненавидеть тебя, даже когда мне казалось, что ты предаешь меня. И теперь я пропал окончательно. Я мог бы стать твоим любовником, я с радостью стал бы им, не требуя даже вознаграждения, положенного шлюхе. Но в конечном счете я остаюсь тем, кем рожден. Высоким принцем Асаниана. И твои родственники это знают. Они все прекрасно поняли. Я мог бы любить тебя без оглядки - и предать с глубоким сожалением, пусть даже это стало бы причиной твоей смерти. - Аварьян, - тихо сказал Сареван. - Милосердный Аварьян. Я и не предполагал... - Как же ты наивен! - сказал этот не похожий на ребенка ребенок, стряхивая слабые руки Саревана со своих плеч. - Ты что-то замышляешь, и я знаю, что это должно быть. Мне кажется, что это совершенное безумие. - Но ты не можешь остановить меня. - Даже если бы и мог, то не стал бы этого делать. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Но хочу предупредить тебя: я не стану предавать свою империю, и бог, которому ты дал обет, для меня ничего не значит. Внезапно Сареван рассмеялся. - Я воспользуюсь представившимися мне возможностями. Если я выиграю этот ход, в предательстве не будет необходимости. Если меня ждет поражение, то вряд ли я останусь в живых, и тогда меня ничто не будет волновать. - Вот в этом-то и суть, разве нет? Лишившись своей силы, ты не видишь цели в жизни? - Нет, я вижу одну цель и преследую ее. Позволь мне идти, господин? насмешливо спросил Сареван. Хирел так же насмешливо наклонил голову. Улыбнувшись и блеснув золотой меткой на руке, Сареван покинул его. Это было бегство, но бегство от плохого к худшему. Накопленных Сареваном сил было пока недостаточно, чтобы добраться до того места, куда он хотел попасть. Он задержался в боковой комнатке возле покоев отца, устроившись в потайной нише, где мог спокойно передохнуть. Людской поток не докатывался сюда, хотя слуги сновали повсюду, спеша по своим делам. Он уже собрался идти дальше и вдруг застыл в своей нише, скрытой гобеленами. Торопливые шаги, звук задвигаемого засова, приглушенный смех, рассыпавшийся на два голоса: низкий мужской и нежный женский. Остальное было понятно - пара любовников пребывала в неземном блаженстве. Сареван не знал, смеяться ему или громко вздыхать. Перед ним не было других дверей, кроме той, за которой скрывалась парочка, и чтобы выбраться, ему пришлось бы пройти мимо них. Ему не хотелось подслушивать и подсматривать за их возней. Они были слишком счастливы. Он заткнул уши и зажмурился. Перед его внутренним взором стоял улыбающийся Хирел, превратившийся в девушку, нежную и бесстыдную. Сареван поспешно начал читать первую из Молитв Наказания с ее девятью заклинаниями телесной боли. Возня любовников закончилась раньше молитвы. Отняв руки от ушей, Сареван услышал лишь тишину. Он подождал, затаив дыхание. Ни малейшего движения. Ни единого слова. С величайшей осторожностью он отвел завесу в сторону. У него захватило дух. Они все еще были там, в гнездышке из ковров. Голова женщины лежала на плече мужчины; его рука запуталась в ее волосах. Если бы она встала, то волосы упали бы до колен, заливая спину огненной волной, такой же яркой, как у самого Саревана. Он отпрянул назад в свое убежище, зажав руками рот. Вот так любовники! Ситуация была пикантной: император и императрица Керувариона, женатые уже двадцать лет и назначающие друг другу тайные свидания, словно дети, и их сын, оказавшийся в ловушке и ставший невольным свидетелем их встречи. Узнай об этом Элиан, она пришла бы в ярость. Саревану хотелось все же надеяться, что в конце концов она рассмеялась бы. Она что-то сонно и нежно пробормотала. Сареван, собравшийся было выйти из своего укрытия и обнаружить себя, замер. - Здесь никого нет, - сказал Мирейн, - и у нас еще достаточно времени, прежде чем меня начнут искать. Я сказал им, что намерен прогуляться вместе с Бешеным. Элиан тихонько засмеялась. - Тебя-то никто не осмелится побеспокоить. В этом я всегда завидовала тебе. Потому что в поисках меня они прочешут все коридоры. - Ну и пусть. - Это прозвучало повелительно, но со скрытой улыбкой. И куда же ты так торопишься? - Ты не даешь мне времени объяснить. Ты горяч как мальчишка, а ведь тебе уже достаточно лет, чтобы образумиться. - Бросьте, мадам. Разве седобородому старцу не дозволяется получить то удовольствие, на которое он еще способен? Элиан фыркнула. - Даже если бы у тебя была борода, которой, к моей радости, у тебя пока нет, в ней не нашлось бы достаточно серебра, чтобы купить ночь в армейском обозе. - Этим утром, - сказал Мирейн, - я обнаружил серебряную нить. - Где? - Здесь. - Я не вижу... - Она осеклась, и вновь началась веселая возня, полная его смеха и ее притворного негодования. - Ах мошенник! Это же серебро из твоей мантии. - Другого у меня нет. Я старею не слишком изысканно, любовь моя. Я все еще думаю, что молод. - Так и есть! В ответ на ее неистовство Мирейн улыбнулся. - Еще никогда в тебе не было столько страсти. Чего не скажешь о твоей красоте. Элиан зарычала, и он рассмеялся. - О тщеславие! В молодости ты ничего собой не представляла по сравнению с тем, кем стала в пору зрелости. Тогда мужчины вздыхали по тебе. А теперь в твоем присутствии они теряют сознание. - Действительно, - пробормотала она. - Все эти идиоты лежат у моих ног в ослеплении. Хотя один или двое... если бы ты не был так бешено ревнив... - Да когда это я... - А когда ты не ревновал? Один только Вадин у тебя вне подозрений: мир не знает другого мужчины, столь верного в браке и столь безупречного по отношению к названой сестре. Но стоит кому-то другому хотя бы краешком глаза взглянуть на меня, как ты начинаешь метать громы и молнии. - Это было всего один раз, - сказал он, - и очень давно. К тому же у меня был повод. - Он помолчал и спросил вполголоса: - Элиан, ты жалеешь? Ты жалеешь о том, что сделала именно такой выбор и осталась со мной, а принц вернулся в Асаниан? Ее голос звучал еще тише, чем голос Мирейна. - Иногда я удивляюсь своему выбору, но еще ни разу не пожалела о нем. Ты - воплощение всех моих желаний. - И даже мой проклятый характер? Даже наши ссоры? - А чего стоила бы жизнь без доброй драки? - Возможно, пару раз он бы тебя и шлепнул. Он никогда не был таким пресным, каким казался. - Он вовсе не был пресным! Он был очень мягким. В тебе этого качества нет, Мирейн. Ты проявлял нежность ко мне и к Саревану, когда он был маленьким, но мягкости в тебе не было никогда. - Зиад-Илариос так же мягок, как спящий лев. Его сын гораздо больше похож на него, чем можно предположить, хотя мои глаза и разум подсказывают мне, что он не столь изнежен. Жизнь оставила шрамы на этом ребенке. Он получил свежие раны, но есть и старые, очень глубокие. Он будет сильным императором, если не сломается до того, как взойти на трон. - Если бы ему суждено было сломаться, то это уже случилось бы. Ты знаешь, чего ему стоило доставить к нам Саревана? - Я знаю, что это произошло не совсем по его воле, - сказал Мирейн. - Ни он, ни другие даже не представляют себе, как мало зависело от его воли. На нем и на его отце лежит одно проклятие: они оба честны. - Вряд ли можно назвать честным поступком то, что он принес в Эндрос Глаз Силы. - Он не знал, что делает. - Неужели? Он скрыл его от нас. Он принес его Саревану, когда тот был страшно слаб, и чуть не погубил его. - По незнанию, - настаивала Элиан. - Он ничего не знает о магии, но кое-что знает о доверии. Саревану он верит, хотя и неохотно. Эта вещь испугала его, и он принес ее единственному человеку, который, по его понятиям, знал, что с ней делать. - Если я соглашусь с тобой, то примешь ли и ты мои доводы? Во всех его действиях крылся умысел. Может быть, и не его собственный. Но он нашел место черного жертвоприношения (заметь, асанианского черного жертвоприношения) у самых стен моего города и пронес в самое сердце моего дворца то, что там добыл. - Ловушки внутри ловушек, - медленно произнесла Элиан. - Хитро закручено. Это слишком очевидно. Словно кто