дядя видит ее. Керуварион никогда не примет западного императора. Слишком многое было проделано во избежание именно этого. - Хирел никогда... - Твой юный лев очарователен, как был очарователен и его отец. Он честен, он - настоящее воплощение королевской власти Асаниана. Он был рожден для того, чтобы стать императором. - Но не чудовищем. - Может быть, и нет. - Вадин сосредоточенно расчесывал длинные пряди волос Севайин. - Старая ненависть умирает медленно. Асаниан есть Асаниан: западный дракон, зверь, пожирающий пространства в извечной ненасытной жажде золота и душ. Единственной защитой от него, сказали бы тебе многие, является его уничтожение. Севайин усмехнулась. - То же самое говорят и о нас. Мы вызываем такую же ненависть и такой же страх. Но при этом не принимаются в расчет ни я, ни мой принц. - Когда-то я тоже был молод, - сказал Вадин. Севайин пожала плечами. Вадин протянул руку к другой ее косе. Она отмахнулась от него. - Черт возьми, Вадин! Прекрати обращаться со мной как с ребенком. - Ты, конечно, не ребенок. Но ты вынашиваешь ребенка. Она молчала, с трудом сдерживая злость. Он снова занялся ее волосами. Севайин смирилась и обняла Юлана, черпая спокойствие из сонного сознания кота. - Сначала ты отдохнешь, - непреклонно сказал Вадин. - А потом предстанешь перед своим народом. - В обнаженном виде, надо полагать. И тогда они оскорбятся понастоящему. - Почему? Разве ты что-то скрываешь? - Только нерожденного детеныша льва. Вадин посмотрел на нее тяжелым взглядом. У Севайин замерло сердце. Она сказала им, что гильдия магов держала ее в плену, что магистр сотворил превращение при помощи Байрана из Эндроса. Стоя перед армией, она ни словом не обмолвилась об измене князя Орсана. Она и сама не знала, почему промолчала. Вовсе не потому, что он был отцом ее матери и больше чем отцом для ее отца. Сам он тоже не запрещал ей рассказывать о себе. Но Севайин была не в состоянии произнести слова, которые станут его приговором. Усилив защиту своего разума, она утомленно улыбнулась. Ее усталость не была притворной. - Я сказала вам все, что могла. Кроме... - Кроме чего? Севайин глубоко вздохнула. Казалось, Вадин сейчас схватит ее и начнет трясти. Она с трудом взяла себя в руки. - Там был не просто заговор магов с целью объединить два императорских дома. После рождения нашего сына маги убили бы Хирела и меня. - Вадин никак не отреагировал. - Но сначала должны были умереть наши отцы. И им все еще грозит гибель. Это вопрос нескольких дней. Я надеялась, что наше присутствие здесь, рядом с императорами, заставит заговорщиков отступиться. Они не рискнут потерять меня теперь, и им известно, что я умру, если умрет Хирел. - Убийцы теперь не редкость, - сказал Вадин. - Нам и раньше приходилось встречаться с убийцами-колдунами. - Но вам не приходилось встречаться с заговором магов, во главе которого находится сам магистр гильдии. - Севайин поднялась и прошла вдоль стен шатра, обходя койку и сундук для одежды, огибая низкий столик с развернутыми картами и планами битвы. Внезапно она остановилась и повернулась к Вадину. - Дядя, я знаю путь в Сердце Мира. Вадин встал. - Неужели ты до такой степени безумна? Севайин озорно улыбнулась в ответ. - И ты еще спрашиваешь? - Но ведь этот путь должен охраняться. - Нам помогут верные маги отца и сторонники Зиад-Илариоса; с нами будешь ты, мама и сам отец. Мы сможем завоевать миры. - Мудро, - сказал Вадин. - Этот мир слишком тесен для двух императоров, но если миров много... Севайин нетерпеливо зашипела: - Один мир или тысяча тысяч - какая разница для мертвеца? Ты сам учил меня, что редко бывает выгодно сидеть и ждать, пока враг нападет на тебя. Лучше ударить первым, яростно и быстро, прежде чем он успеет собрать силы. - Почему ты думаешь, что маги не вооружены и не ждут нас? - Может быть, это и так. - Севайин взяла в руки перо, задумчиво повертела его в пальцах. В Яноне шутили, что перо - это то, что осталось от хорошего дротика. Она слегка улыбнулась. - Но вряд ли они знают, на что я способна. - Сейчас уже знают. Она тряхнула распущенными волосами и провела рукой по своему телу. - Посмотри на меня, дядя. Вот все, что многие из них способны увидеть во мне. Они знают, почему я сбежала из заточения. Я была напугана до смерти, мой принц придал мне мужества, а опасения за сына довели меня до отчаяния. Мой замысел удался - что ж, ведь я внучка бога, а удача - его слуга. Вадин ухмыльнулся. - Кроме того, ты потрясающе красива, а разве красота когда-нибудь нуждалась в уме? - Аварьян свидетель, я в нем никогда не нуждалась. - А я-то, глупец, восхищался тобой, думал, как это ты так быстро научилась изображать принцессу. - Это почти то же самое, что изображать принца. Самым трудным было научиться ходить. Меня по-прежнему тянет по-мужски держать равновесие. Вадин радостно рассмеялся, заключая ее в объятия. Она тоже обняла его. Ребенок сильно толкнулся в ее утробе. Вадин замер, его веселье тут же угасло. Но на смену ему пришла не печаль, а удивление и благоговение. - Он сильный, - сказал янонец. - И слишком хорош для уюта. - Его смех зазвенел снова. - Я думаю, нос твоего отца бессмертен. - Как и его смуглость, - сказала Севайин, - и волосы моей матери. Ты ведь знаешь, что кожа ребенка будет коричневой или янтарной. Такой, какая могла быть у меня. - Они хотели, чтобы ты была именно такой. - Такой? - спросила Севайин, напрягшись от боли. - Такой, - сказал Вадин. Он улыбнулся с некоторым лукавством. - Это тайна, тезка. Мужчины хотят сыновей, а как же иначе? Но каждый из нас в глубине души мечтает о дочери. - Даже если она у него уже есть? - Даже если она у него уже есть. - Вадин выпрямился и посерьезнел. А теперь, тезка, ложись и дай отдохнуть твоему ребенку. Севайин покорно улеглась на койку, которая едва ли была шире солдатской. Вадин снова превратился в главнокомандующего и ушел. Севайин размеренно дышала, стараясь побороть боль в горле. Здесь, в уединении, слыша отдаленный гул армии, похожий на шум прибоя, она видела все намного яснее, и это ее не утешало. Она пока ничего не спасла. Из-за нее все могут погибнуть. Юлан посмотрел на нее своими зелеными глазами, моргнул и зевнул. Ему не нравилось это скопище крикливых людей. Он нуждался в свободе и вольном воздухе. Но если ей придется спрятаться в берлогу со своими детенышами... - С одним детенышем, - сказала она, - и для этого пока еще рано, братец нянька. Ах вот как? Ну тогда он лучше пойдет погулять. Севайин положила свою золотую руку на его голову. Под весом божественного клейма Юлан пригнулся к земле. Попрощавшись с ней взглядом горящих зеленых глаз, он выскользнул из шатра. Несколько мгновений Севайин лежала без движения. Внезапно она вскочила. В ногах кровати, на сундуке, как всегда, стояло вино. Она наполнила кубок и уставилась на него. Ее желудок не желал принимать вина. - Это необходимо, чтобы набраться сил и мужества, - сказала она, опустошая кубок. Это было настоящее вино варьяни, сладкое и пьянящее, с пряным ароматом специй. Оно укрепило ее. Она повернулась к той, что стояла у входа в шатер. Так, глядя друг другу в глаза, они не стояли уже очень давно. И еще никогда Севайин не видела в этих глазах такого выражения. Да, оно уже было в глазах князя Орсана, когда он предоставил ей выбор, который мог стать для нее смертельным. Но она не ожидала увидеть подобного в глазах его дочери. Это было выше боли. - Мама, - сказала она тихо и спокойно. Элиан подошла к ней, взяла кубок из ее рук, наполнила его и осушила одним махом, чуть не поперхнувшись. Севайин пристально глядела на нее. Элиан ответила ей таким же пристальным взглядом. Отчуждение между ними постепенно таяло. - Я надеюсь, ты довольна собой. Севайин резко выпрямилась. И это все, что ей может сказать тот единственный в мире человек, в котором она рассчитывала найти понимание? Ее мать, которая предвидела все это и подготовила ее к этому? Но которая не смогла принять это полностью. - Ты поставила всю армию с ног на голову, - сказала Элиан. - Ты показала им, ради чего на самом деле они проливали кровь. Ты поразила своего отца и до самого основания потрясла все, что он сделал. Ты довольна? - А ты? - огрызнулась Севайин. - Ведь ты видела все, что видела я. И что ты сделала, чтобы остановить меня? Разве ты попыталась хотя бы замедлить развитие событий? - Тогда мне следовало бы задушить тебя в колыбели. Севайин начала дрожать. - Остальные мирятся с тем, что не в силах изменить. Ты не хочешь мириться с этим. Почему? Разве для тебя имеет значение, хожу я как мужчина или как женщина? Или ты боишься, что я стану твоей соперницей? Элиан отвесила ей звонкую оплеуху. Севайин не уклонилась от удара и не ударила в ответ. - О, великолепно, мама? Когда ты не можешь ответить, ты всегда бьешь. Я предала тебя, верно? - Ты предала своего отца. - Об этом не тебе судить, - сказала Севайин. - Но я предала и тебя. Ты любила облик, который я когда-то носила, и ненавидишь меня за то, что я отказалась от него. - Я никогда не смогу ненавидеть тебя. - Тогда это презрение. Отвращение. Возмущение. - Нет, это печаль. - Элиан заплакала. Это было душераздирающее зрелище: ее лицо застыло, слезы безудержно текли по щекам. - Должно быть, ты ужасно страдала. То, что тебе пришлось отказаться... от... всего... - От чего бы я ни отказалась, я получила свою награду. Я получила моего принца, мама. Я получила моего сына. Ко мне вернулась моя сила, и теперь она становится еще сильнее, чем прежде. - Но какой ценой и какой болью тебе это досталось, - сказала Элиан. Севайин уже вполне превратилась в женщину и почти стала матерью. Но она оказалась не в состоянии понять эту женщину - свою мать. Элиан рассмеялась сквозь слезы. - Это великая тайна, дитя мое. Женщины не понимают друг друга. Я была уверена, что смогу справиться с собой, когда это случится и если случится. А потом я увидела тебя, и это было невыносимо. - Она прижала руки к животу. - Не так давно я сильно болела. Я потеряла ребенка. Твою сестру. Севайин покачнулась, почувствовав боль матери. Протянула к ней руки, чтобы облегчить ее страдания, чтобы горевать вместе с ней. Элиан уклонилась от ее объятий. - Она не должна была родиться. Мы с твоим отцом знали об этом, но дерзнули познать радость. Мы надеялись, что нам удастся как-нибудь справиться с этим, удастся победить. Мы думали, что ты излечишься и мы будем жить в мире вместе с нашим сыном и дочерью. И тогда, - продолжала Элиан, - пришла боль. Что бы мы ни делали, она не прекращалась. Это было самой ужасной мукой, какую я только познала. Мне казалось, что от меня отрывают мою собственную плоть. Севайин опустилась на пол, прикрывая руками свою плоть, своего ребенка, который должен был родиться, увидеть свет и жить. - Бог взял ее, - сказала Элиан. - И маги. Я знала, Саревадин. Я знала, что они рождают тебя. Завладевают моей силой. Отнимают неродившегося ребенка, чтобы изменить ребенка, которого я уже родила, отнимают с божественным бесчувствием. Это было невыразимо ужасно. Севайин содрогнулась. Если бы она умерла, когда маги творили над ней свое колдовство, ее сестра осталась бы жива, выросла и превратилась в женщину. Хирел пережил бы войну; ждал бы и горевал, быть может, находясь в заточении. Но в конце концов он все-таки получил бы свою Солнцерожденную королеву. - Аварьян, - сказала Севайин. - Нет никакого Аварьяна. Есть только Уварра. - Она подняла голову. Мать смотрела на нее без жалости. Неудивительно, что ты ненавидишь меня. - Я уже сказала тебе, что это не так. - Элиан села рядом с дочерью, но не очень близко. - Ты не знала, что делаешь. Тебе хотелось спасти всех нас. Ты заплатила цену даже более высокую, чем я, и перенесла боль сильнее моей. Я никогда не переставала любить тебя. Я пытаюсь простить тебя. Севайин прерывисто вздохнула. - Я не нуждаюсь в твоем прощении. Мне необходимо твое одобрение. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда я предстану перед Керуварионом. Она посмотрела на Элиан и поняла, что просит слишком многого. Императрице стоило огромных усилий прийти сюда, встретиться с дочерью один на один и сказать правду. Вряд ли она сможет дать больше этого. Севайин поникла головой, сокрушенная своим поражением, и не видела способа изменить ситуацию. - Не знаю, смогу ли я одобрить твой поступок, - сказала Элиан, - но стоять рядом с тобой я буду. Севайин полупривстала от удивления. Элиан удержала ее и вновь усадила. Легкое прикосновение принесло ей боль. Горькую, но целительную боль. Императрица порывисто обняла ее. Обе они дрожали, измученные пережитым. - Пойдем, - сказала Элиан. - Твой народ ждет тебя.