В одном из рассказов Локтев организует окладную, с флажками охоту на волков: волки повадились резать телок в колхозном стаде. Тут уж не до концепций, и некогда спорить, полезна охота или вредна. Срочно нужен был Настоящий Охотник — и слава богу, что он нашелся!
С волками Локтев сводит счеты без колебаний и без рефлексии, но вот когда надо брать в берлоге медведя, тут он хотя и делает дело чисто, но что-то такое вибрирует в нем: «Нечестная игра! — размышляет наш Настоящий Охотник. — Будто играют в карты на медведя, а его к столу не пускают. Ставка — жизнь медведя, а ему карты не дают. Любой может выиграть, кроме него!»
Как видим, Настоящему Охотнику — ему-то и надлежит прикончить медведя — не чужды самоанализ, угрызения совести, некоторое даже раздвоение личности (разумеется, не в тот момент, когда медведь поднялся на дыбки). Признаемся, нам симпатичны эти черты живой, развивающейся, чуткой к веяниям в атмосфере нашего общественного обитания человеческой личности. Ежели бы Настоящий Охотник вдруг закоснел в доспехах своей профессиональной исключительности, мы бы и отнеслись к нему по-иному.
В книгу «Озеро Тихое», наиболее полную из всех книг Ливеровского, включены рассказы разных лет, и можно проследить эволюцию творческого внимания писателя: от сугубо охотничьих сюжетов, от записок гончатника, волчатника, медвежатника и так далее — к вполне неохотничьей, общезначимой проблематике сегодняшнего села. В последние годы Ливеровский стал писать подлиннее, чем прежде, повесомее, тематически разнообразнее. Более полно раскрылся характер писателя — подвижный, общительный, отзывчивый, даже въедливый, стремящийся добраться до сердцевины любого явления. В рассказе «Межняки», например, он производит целое социологическое исследование: крестьянин ушел из деревни, но до города не дошел, поставил дом на окраине поселка, работает и на производстве, и на собственном огороде, живет одной ногой там, другой здесь.
Что всегда привлекало в рассказах Ливеровского, коротких и длинных (в коротких заметнее), ранних и поздних, — это акварельная прозрачность письма и необыкновенно бережное авторское отношение к подлинной — прямой речи своих героев. На эту способность писателя к искусному речевому перевоплощению указывал в свое время Виталий Бианки. В предисловии к «Журавлиной родине» он писал: «Древняя Новгородчина пленила Ливеровского не только красотой своих пейзажей, но и языком деревенского люда. Говорят новгородцы на наречии едва ли не самом старинном во всем русском языке. Многие их слова как бы прямо растут из земли, из леса. Особенное это наречие хорошо чувствует Ливеровский, и, когда он рассказывает свежие лесные повести, нам кажется, что слышим их мы из уст древнего новгородского рыбаря или ушкуйника».
С Ливеровским-писателем мы познакомились сравнительно недавно: первая его книга «Журавлиная родина» вышла в 1966 году. Чтобы представить себе, откуда он родом, какую школу прошел — должна же быть у писателя школа, — давайте вспомним в свое время звучавшие по радио, много лет подряд, «Вести из леса». Они были адресованы детям и представляли собой не только сводку всегда интересных, сенсационных лесных новостей, но и мастерску́ю веселой талантливой выдумки, игры самоценным словом. Сказки, байки, сцены в лицах и увлекательные мистификации, и обязательно уроки природоведения — такими были «Вести из леса». Их вдохновителем являлся Виталий Бианки, их привозили из лесу и сочиняли Николай Сладков, Алексей Ливеровский.
Школа Бианки, его уроки словотворчества, словесной живописи не прошли даром для Ливеровского. Особенно это заметно в циклах поэтических миниатюр, посвященных временам года. Пройдемся лишь по заголовкам миниатюр из цикла «Солнцеворот» — и обнаружим постоянное стремление писателя сочетать слова таким образом, чтобы высечь из них новый смысл, оттенок, краску, обыденное претворить в поэзию: «Глаза марта», «Поющие снега», «Запах лета», «Молчаливые чибисы», «Часы-желуди», «Студеный цвет», «Звездам холодно».
Надо думать, что не прошли даром для Ливеровского, при его необыкновенном чутье к таланту, и совместные поездки на охоту с Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым. Каждое словечко, сказанное многомудрым мастером, любовно записано. Тетради с записями не ушли в архив, а лежат под рукою...