— Допустим. — Насупленный Файнок задумчиво посасывал трубку. — А каких действий вы ждете от Совета, господин Скривелч?
— Это я оставляю на ваше усмотрение, — скромно ответил Скривелч. — Хотя, если позволите мне такую смелость, я бы рекомендовал составить делегацию из членов Совета, охранников и заинтересованных граждан, которая передала бы сеньору категорическое требование города — немедленно выдать Черного Рилиана Кру.
— Такое требование может показаться сеньору оскорбительным.
— Вполне вероятно. Ваш сеньор Кипроуз по каким-то собственным соображениям предоставил кров преступнику. Безусловно, сифонщики доложили вам, — развивал свою мысль Скривелч, — что Черный Рилиан разгуливал по Миазму без какой-либо защиты. Ни трубки, ни костюма, ни шлема — ничего. Он вдыхал пары, от которых легкие человека обычно сморщиваются, а ему — хоть бы хны. Что можно предположить в этом случае?
Лицо Файнока потемнело еще сильнее.
— Осторожнее, мастер Скривелч!
— Я вижу, вы меня понимаете. Черный Рилиан был каким-то образом защищен, и кто же, как не сеньор, предложил ему эту защиту? Я — человек простой и не претендую на умение разгадывать намерения вашего сеньора. Но едва ли стоит задаваться вопросом, вредят ли его действия интересам жителей города. Единственное, что остается рассмотреть, — ответную реакцию граждан на тиранию. Будут ли они защищаться или молча смирятся с потерей средств к существованию, как смирились некоторые с потерей собственности?
— Мы сохраним свои права и в Миазме, и где угодно, — последовал упрямый ответ. — Если человек, скрывающийся у сеньора, действительно браконьер, этому нужно положить конец. Речь идет уже о самозащите.
— Я восхищен вашей решительностью, советник.
— Тут и раздумывать не о чем.
— Вот именно. Поэтому-то я и жажду получить возможность обратиться к Совету. Там я и представлю доказательства, — пообещал Скривелч.
— Если сеньор укрывает браконьера, то тем самым он превышает границы своей власти и его нужно остановить во что бы то ни стало, — размышлял вслух Файнок. — Он — наш правитель по праву рождения и волшебник в придачу, поэтому мы на многое закрываем глаза. Но всему есть предел.
— Конечно.
— Признаюсь, что мы, жители Вели-Джива, боимся Гевайна. Его молнии — страшная вещь, и слишком многие из нас испытали на себе их силу. Если возникнет необходимость выступить против него, нам придется искать поддержки, возможно, у короля Нидруна, вассалом которого по сути является Кипроуз Гевайн, хотя дань он не платит.
— Я уже обдумал эту проблему, — сказал вполголоса Скривелч, приободренный явным успехом дела. — Мне пришло в голову, что в случае крайней необходимости город может обратиться за помощью к леди Ванэлисс Невидимой.
— Но мы ее не знаем! — Было совершенно очевидно, что предложение застигло Файнока врасплох.
— Это можно исправить. Но, говоря о Ванэлисс, я имел в виду случай именно крайней необходимости, который может и не возникнуть. Между тем я считаю, надо действовать осторожно, — выразил свое мнение Скривелч. — Чем меньше шума и суеты, тем лучше, верно? Этому меня научила моя долгая и бурная карьера. Ибо в этом, одержимом борьбой за власть и богатство мире только концентрация всех усилий завоевывает столь драгоценные моменты передышки, — произнес нараспев Скривелч Стек.
— Последовательность, решительность, стойкость — вот путеводные черты характера человека, — в тон ему ответил Файнок.
— Несомненно. Тогда давайте будем идти постепенно, шаг за шагом, как разумные люди. Вы дадите мне возможность выступить перед Городским Советом, а я постараюсь убедить его членов составить петицию с требованием выдачи Рилиана Кру. Если повезет, ничего другого не потребуется.
— Господин Скривелч, вы — оптимист.
— Всю жизнь. Всегда. У меня прекрасное пищеварение, и я не намерен его портить. Так согласны?
— Я подумаю. Это серьезное дело, и его необходимо обдумать.
— Конечно. И когда мне ожидать ответа?
— Когда я закончу думать. Тогда вы и услышите мое решение, которое, будучи однажды оглашено, изменению не подлежит. Приятного вечера, уважаемый. — Файнок поднялся со стула и покинул зал, так и не раскурив своей трубки.
Скривелч остался сидеть у камина. Результаты беседы радовали, о чем свидетельствовала кроткая улыбка, бродившая на его устах. Чувство удовлетворения притупило реакцию его органов восприятия. Слишком поздно заметил Скривелч приближающегося господина Муна с тетрадью, настроенного не менее решительно, чем член Совета Джайф Файнок.
Стояла глубокая ночь, и все жители крепости Гевайн спали. Лунный свет, проникавший сквозь окна мастерской в башне, играл на фляге и витой и закупоренной бутылке, на банке и мензурке, поблескивал на трех огромных стеклянных пробирках, в коих покоились надежды Кипроуза Гевайна. Свет проник сквозь безымянный питательный раствор и осветил белые бессознательные формы, находящиеся внутри. Ночь была необычайно ясной. Очевидно, бледные лучи полной луны пробудили инстинкты незавершенных персон. Тела в пробирках зашевелились: почесывание пальцев-щупалец, покачивание, дрожание вспученных животов — движения всех трех тел были абсолютно одинаковы и синхронны. Течения и водовороты кружились в трех пробирках, словно отражения друг друга.
Синхронное возбуждение продолжалось по крайней мере в течение трех часов. Затем, когда луна опустилась и зависла над Миазмом, словно пораженная его испарениями, произошла перемена. Движения обитателей пробирок стали более энергичными и целенаправленными, будто бы эта ночь породила в них дух своеволия.
Все трое начали осторожно приседать, огромные тела то опускались, то поднимались, и в такт этим движениям фиолетовый раствор ритмично бился о стенки. Раствор обладал достаточной плотностью, и поэтому персоны подпрыгивали довольно высоко. В итоге три пары мертвенно-бледных рук, наподобие пухлых кошек, зацепились за края пробирок. Три лысые и безликие головы вынырнули на поверхность. Три необъятных белых туловища подтянулись на руках так, что их животы уперлись в края сосудов. Они повисли на них, балансируя между полом и потолком, а потом, сделав мощное усилие, вытащили себя из пробирок и шлепнулись вниз головами на пол мастерской. Какое-то время они барахтались, как выброшенные на берег киты, в лужах стекающей с них жидкости, а затем, повинуясь единому импульсу, попытались подняться. Своими телами они владели пока неумело, поэтому последовала серия фальстартов; напряженные усилия, долго ни к чему не приводившие, в конце концов все же увенчались успехом. Персонам удалось встать на ноги и сделать первые неверные шаги.
Основной инстинкт, руководивший персонами до этого момента, по-видимому затих. Три фигуры бессмысленно топтались по мастерской, оставляя мокрые следы, пока не наткнулись на стол, рухнувший с оглушительным грохотом. Стопки книг, посуда, документы, инструменты — все посыпалось на пол. Существа не услышали шума, ведь ушей у них еще не было. Тем не менее звук этот привлек их внимание — вероятно, они ощутили своими бесформенными еще ступнями вибрацию пола. Они ходили по рассыпавшимся предметам, наступая на осколки разбитого стекла. Острые осколки входили в бледную плоть, но персоны не чувствовали боли.
Затем они перевернули застекленный шкаф, и вместе со шкафом вниз полетели сотни стеклянных колб и бутылочек, их содержимое тут же стало впитываться в каменный пол. Поднялось удушливое зловоние, но оно не беспокоило персон — органы обоняния у них тоже отсутствовали.