— Дядя, вы купались? — спросил Друвин. За его спиной Прук и Вазм безудержно хихикали.
— Дети! — шикнула на них мать, а затем повернулась и заглянула в слабоумные глаза толстяка:
— Дражайший Кипроуз, ты здоров?
Ответа не последовало.
— Мама, я думаю, он не слышит тебя, — громко прошептал Друвин. — Может, старикан потерял слух?
— Или мозги, — высказался Прук.
— А может, просто напился, — предположил Вазм. — Э-э-э, дядя, вы, кажется, перебрали с утра?
— Тсс, негодный мальчишка! Ты же знаешь, дядя во всем соблюдает умеренность!
— Разве? А как же леденцы?
— Леденцы не отражаются на состоянии рассудка!
— Тогда что же с ним, мам? Чего он так уставился? У меня прямо мурашки по коже от этого взгляда, — пожаловался Прук.
— Не знаю, что с ним произошло, мой милый, но уверена, что ничего серьезн…
Фрайбанни не успела договорить — на полянке возникли еще две фигуры и встали рядом с первой. Две-три секунды Фрайбанни сидела замерев, а потом начала визжать. Вскочив на ноги, она отступила назад, споткнулась о скамейку и растянулась на мозаичном полу. Визг перешел в заунывный вой.
Братья поднялись с пола и молча уставились на стоявшие перед ними фигуры. Три пары абсолютно одинаковых молодых голубых глаз встретились взглядом с тремя парами голубых глаз, похожими на их собственные, но принадлежащими людям среднего возраста. По крайней мере, так казалось, поскольку никто не смог бы догадаться, что паутинка тоненьких морщинок, тени и мешки под глазами трех Кипроузов сформировались совсем недавно. Тройня молча рассматривала тройню, пока у Друвина не вырвалось восклицание:
— Разрази меня гром, старикан распался на троих!
Леди Фрайбанни лежала на животе, спрятав лицо в согнутой руке. Плечи ее сотрясались, завитые кудряшки мелко тряслись. Она продолжала издавать какие-то звуки, но уже не так разрушительно для ушей окружающих. Прук и Вазм подхватили мать под руки и поставили на ноги. Колени Фрайбанни подгибались, и она бессильно повисла на сыновьях.
— Все будет в порядке, мама, — попытался успокоить ее Вазм.
— Дядя — умный человек. Он наверняка найдет способ, как собрать себя опять в одного, — предположил Прук.
Она их не слышала. Взгляд женщины потух, лицо пожелтело, руки судорожно подергивались. Посмотрев через плечо, она узрела молчаливые фигуры и нашла это зрелище невыносимым. Ее крики, которые она как-то подавляла до этого, вырвались наружу с громкостью духовой трубы. Вопль за воплем вонзался в холодный утренний воздух, и в конце концов крики привлекли к себе внимание персон. Все трое двинулись к источнику звука.
Голос леди Фрайбанни начал затихать. Вопли постепенно перешли во всхлипывание. Персоны приближались. Вот они преодолели пологие ступени и вошли в беседку. Фрайбанни спряталась за спины сыновей.
— Мальчики! — слабо молила она.
Тройняшки переглянулись. Помедлив, Друвин неохотно сделал шаг вперед и обратился к персонам:
— Дядя, что-нибудь случилось?
Ответа не последовало.
— Дядя, — собрался с мыслями Друвин, — я не знаю, чего вы хотите, но вы расстраиваете маму.
Упрек не возымел действия.
— Дядя, почему вы не отвечаете? Что это, такая шутка или что-то другое?
Персоны молча глазели, и Друвин занервничал:
— Только без обид, дядя Кипроуз.
Не спуская глаз со всхлипывающей Фрайбанни, персоны сделали шаг вперед. Три мясистые руки зависли в воздухе. Фрайбанни съежилась, а Друвин ударил по ближайшей руке, отбросив ее прочь. Владелец руки перевел непонимающий взгляд с Фрайбанни на руку и обратно. Персоны издали тихое урчание.
— Что бы он ни сделал с собой, мозги его явно не в порядке, — высказал свое мнение Друвин. — Он — полоумный. Все трое.
— Не говори в таких выражениях о своем дяде! — увещевала его Фрайбанни. — Он — величайший гений. Кипроуз, дорогой Кипроуз, ты узнаешь свою сестру?
И вновь сопрано Фрайбанни привлекло внимание персон, они заурчали и двинулись вперед. Леди истошно закричала, а Друвин, пытаясь помочь матери, неразумно решил воспрепятствовать наступлению. Обеими руками он изо всех сил толкнул ближайшего дядю в широкую грудь. Персона, размахивая руками, будто крыльями, сделала несколько неверных шагов назад и, не сумев удержать равновесия, плюхнулась на мозаичный пол. Толстяк посидел так немного, потом осторожно поднялся и заковылял вперед. Выражение его лица при этом оставалось по-прежнему равнодушным. Урчание уступило место низкому ворчанию, значение его было неясно, но зрелище вызывало тревогу. Однако Друвин не двинулся с места.
— Послушай, Друвин, может, лучше уйти? — нервно предложил Прук.
— Никуда я не пойду. Вы, трусливые душонки, будете меня поддерживать или нет? — прорычал Друвин.
После короткой заминки оба братца нехотя встали по бокам от него, образовав живую стену между матерью и их псевдодядюшками.
Персоны, хоть и недалекие умом, оказались способными делать выводы из собственного опыта. Не ожидая дальнейших провокаций, они ринулись в атаку.
Три здоровенные руки мощно размахнулись, и близнецы, застигнутые врасплох, не успев ни увернуться, ни защититься, получили каждый по сильнейшему удару. Друвин тяжело рухнул на пол, проехал по нему и врезался в скамейку. Вазм, завертевшись, как юла, ухватился за одну из витых колонн, что и спасло его от падения. Прук пронесся на всех парусах по полу, запнулся о низкий порожек, кувыркнулся и вылетел из беседки. Поднявшись с травы, он стал ощупывать челюсть.
— Мальчики! — взлетали к небу вопли Фрайбанни. — Друвин!
Но Друвин, оглушенный болью, ответить не мог.
— Мой любимый! — Фрайбанни попыталась подбежать к своему поверженному сыну, но персоны преградили ей путь. — Выпусти меня! Кипроуз, пусти меня к моему мальчику!
Персоны равнодушно рассматривали ее. Один из них протянул руку, чтобы потрогать ее разметавшиеся кудряшки.
— Ребенок нуждается во мне! — Фрайбанни колотила кулачками в грудь ближайшего толстяка, а затем, обезумев от горя, пихнула его плечом в живот. С таким же успехом белка могла бы сражаться с горой. Персона безразлично смотрела вниз: разглядывая то ли женщину, то ли разукрашенный пол.
— Друвин! Мама идет! — Фрайбанни, распалившись во гневе, задрала юбку и заостренным носом шлепанца на высоком каблуке ударила персону под коленную чашечку. Двойник Кипроуза злобно заворчал, его голубые глаза сощурились. Но Фрайбанни этого не заметила. Увидев, что путь по-прежнему закрыт, она встала персоне на ногу, со всей силы погрузив острый каблук в ступню толстяку. Тот безуспешно пытался выдернуть стопу.
— Мама идет! — кричала Фрайбанни.
Персона передернулась всей массой, с минуту изучала взбесившуюся женщину, затем подняла руку и нанесла удар. Удар пришелся Фрайбанни в шею. Описав в воздухе дугу, она упала головой вперед. Конечности ее дернулись, и женщина затихла — с застывшим взглядом и открытым ртом. Персоны подошли к ней и слегка пнули ее босыми ногами. Она не шевелилась. Вскоре они потеряли к ней интерес и направились прочь.
Как только персоны удалились, братья сползлись к распростертой матери. С первого взгляда было ясно, что она мертва. Об этом красноречивее всяких слов говорил неестественный залом шеи и остановившийся взгляд остекленевших глаз. Сыновья заговорили вполголоса:
— Она умерла. Дядя убил ее!
— Он умертвил ее!
— Что нам теперь делать? Властям сообщать об этом нельзя — это семейное дело, и больше оно никого не касается.
— К тому же дядя и есть власть.
— Который из них сделал это? — Говорящий смотрел долгим взглядом в обрюзгшие спины удаляющихся. — Который ударил маму?
— Тот, что слева, ближе к колонне.
— По-моему, тот, что в середине.
— Врешь, слепой крот!
— Готов поспорить. Ставлю триста пайтов на дядю в центре. У него на ступне будет синяк.
— Какой синяк?
— Который мама поставила ему, прежде чем он ее ударил.
— Молодец старушка!
— Какое это имеет значение, кто из них ее убил? — нетерпеливо перебил их Друвин. — Они абсолютно одинаковые, так какая разница?
— Ну, Дру, ты такой бесчувственный…
— Я скажу вам, что имеет значение, — продолжал Друвин. — Когда в городе узнают о смерти мамы, то, если мы не будем держать ухо востро, народ подумает, что это сделали мы.