– Не очень приятно все это слушать, – также негромко признался Дронго. – Судя по всему, умерший был еще тем ловеласом.
– И поэтому его могли убить? – еще тише уточнил Вейдеманис.
– За подобные похождения редко убивают, – мрачно ответил Дронго. – И мы еще точно не знаем, от чего он умер.
Оба даже не подозревали, что уже сегодня вечером появится еще один убитый. И на этот раз убийство будет явным.
Глава 5
Балакин приблизился к лаборатории, открыл дверь и первым ступил в нее. Следом за ним прошли Дронго и Вейдеманис. Несколько девушек в белых халатах удивленно взглянули на них.
– Где Григорий Антонович? – строго спросил Балакин.
– У себя, – показала одна из сотрудниц, указывая куда-то в глубь лаборатории.
– А Моркунас?
– Вместе с ним. Они в кабинете Григория Антоновича, – ответила другая сотрудница.
Вилен Захарович уверенно двинулся дальше. Оба напарника шли за ним. У стеклянной двери, ведущей в небольшой кабинет, Балакин оглянулся и осторожно постучал.
– Войдите, – раздался голос профессора.
Все трое вошли в кабинет. Профессор Соколовский сидел за столом. Круглолицый, толстощекий, в больших роговых очках, со смешным хохолком седых волос, он строго смотрел на вошедших. Рядом сидел долговязый мужчина с коротко остриженной бородой и усами рыжего цвета. У него был длинноватый нос, живые подвижные карие глаза, непропорционально длинные руки и ноги. Это был Калестинас Моркунас. Оба ученых в белых халатах казались недовольными вторжением посторонних. Было заметно, что они обсуждали какую-то проблему, склонившись над чертежами.
– В чем дело? – спросил Соколовский. – Я не совсем понимаю, что это за делегация?
– Извините, Григорий Антонович, – вежливо произнес Балакин, он с пиететом относился к профессору, – эти господа являются специалистами по расследованию. Они хотели переговорить с вами.
– По какому расследованию? – не понял Соколовский.
– Они расследуют смерть Николая Тихоновича, – пояснил Балакин.
Соколовский посмотрел на Моркунаса. Тот нахмурился. Следом за ним нахмурился и Соколовский.
– Так, – сказал профессор, – только этого нам не хватало. Вы с ума сошли, Балакин. Какое расследование? При чем тут наша лаборатория? Почему вы решили, что можно врываться к нам с этими господами? И какое мы имеем отношение к трагической кончине Николая Тихоновича?
– Они вам все объяснят, – мрачно сказал Балакин, показывая на Дронго.
– Простите, что мы вас беспокоим, – сказал Дронго, выступая вперед, – на самом деле пока ничего не известно. Мы только хотели уточнить некоторые детали случившегося.
– У нас уточнить? – недовольно спросил Соколовский. – Вы считаете, что мы с Калестинасом можем иметь отношение к этой трагедии?
– Не считаем. Но мы обязаны уточнить некоторые моменты, – пояснил Дронго.
– Может, вы сначала представитесь? – предложил Григорий Антонович.
– Конечно. Меня обычно называют Дронго. А это мой друг и напарник Эдгар Вейдеманис.
– Хорошо. Наши имена и фамилии вы, очевидно, уже знаете. Итак, что вам угодно? Что именно вас интересует? – спросил профессор.
– Вы разрешите нам сесть? – улыбнулся Дронго.
– Да, конечно, извините. – Соколовский заметил, что в его кабинете есть еще только два свободных стула, и обратился к Моркунасу: – Калестинас, будьте любезны принести еще один стул.
Тот поднялся, вышел из кабинета, но почти сразу вернулся уже с другим стулом и уселся у входа.
– Вы хорошо знали Николая Тихоновича? – начал Дронго, обращаясь к профессору.
– Конечно, знал, – кивнул профессор, – мы работали вместе уже много лет. Еще когда он был доцентом в нашей лаборатории. Потом он был долгое время заместителем по науке, а после ухода Льва Абрамовича стал директором и членом-корреспондентом. Да, я могу сказать, что неплохо знал покойного.
– Его сестра утверждает, что ее брата могли убить, – сообщил Дронго.
– Глупости, – отмахнулся Соколовский. – У нас научный институт, и сюда не пускают никого с улицы. А Раису Тихоновну можно понять. Когда неожиданно, в расцвете сил умирает человек, это всегда подозрительно. Впрочем, здесь нет ничего удивительного. Я всегда советовал ему беречь себя. Он слишком много разбрасывался. Любил экстремальные виды спорта, ходил в горы, не берег себя. Он вполне мог надорваться, сердце просто не выдержало. Хотя он был моложе меня на десять лет. Но такое иногда случается в жизни, к большому сожалению.
Моркунас с мрачным видом молчал и покачивал ногой, закинутой на другую ногу.
– Нам сообщили, что вы входили к нему в день его смерти, – продолжал Дронго, – и вы были вдвоем. Вы и господин Моркунас. Причем сестра вашего покойного директора уверяет, что в тот день он говорил ей о неприятностях на работе.