— В нынешние времена все быстро делается, и возраст не помеха.
Евдокия помолчала. Кашлянув, нетвердо начала:
— А я смотрю на девоньку и радуюсь. Какая вся, будто яблочко наливное. А оцо вон какое дело, — настороженно взглянула на гостью.
— Беда! — Лиза опять стала всхлипывать. — Как же мать берегла ее, свою единственную, сил на нес не жалела, денег. Все старалась одеть попригожее, и вот…
Евдокия не знала, то ли ей успокаивать невестку, то ли поплакать вместе с нею. Снова кашлянув, ласково заговорила:
— Да будет, невестушка, горевать. У них, у молодых, теперь закон такой, все на свой лад делать. И позора теперь в этом нет никакого. А на людей смотреть… им только дай языком почесать, посудить. Вы-то кусок, чай, не последний доедаете, поднимете малыша.
Лиза, вмиг перестав плакать, посмотрела на хозяйку строго и отчужденно:
— Что ты городишь, Дуся? В позоре разве ж одном дело? Татьяна еще девчонка сопливая, а у нее на руках дитя будет. Куда ж это гоже? И как ей на будущее свою жизнь устроить? Не каждый надумает на ней жениться, коль такой довесок, да неизвестно от кого.
— Что ж делать? Жизнь не переиначишь ведь, — растерянно произнесла хозяйка.
— Не переиначишь, — хмуро согласилась Лиза. — Мы и так, и сяк ломали голову, как бы получше все уладить, не получается складно. С врачом какими словами только не беседовали, что не сулили, она одно — поздно избавляться от ребенка.
— Понятно, — осторожно вставила хозяйка.
Лиза еще ближе к ней придвинулась и вкрадчиво произнесла:
— Мы придумали одно дельце, помоги нам.
— Что смогу, все сделаю, — с недоумением ответила Евдокия.
— Пусть пока до родов Танюша наша поживет у тебя. А потом малыша сдадим в дом ребенка. Ну, посуди сама, куда ей такую обузу? Она сама дитя. О будущем нужно стараться.
— Но… как же от дитя отказаться? Кровь-то родная, — удивленно посмотрела Евдокия. — Дитя-то — душа не провиненная. Ох, господи, грешно же это… Одно слово — тяжкое дело.
Помолчали. Хозяйка взглянула на насупившуюся невестку, тихо спросила:
— А сама-то Таня соглашается на… на такое?
— Куда ей теперь деваться. — Лиза махнула рукой. — Раньше нужно было гоношиться.
— Мы и сами неразумными были…
— Наше время с теперешним сравнила! Куда уж нам за ними! Они такие прыткие, что мы им в подметки не годимся. А тебя я прошу, Евдокия, отвечай по-прямому и по-простому, без выкрутасов — поможешь?
— Помогу! — решительно заявила хозяйка.
— Добро! Я знала, что ты не отвернешься от нас в беде. И мы твою заботу не забудем. — Лиза облегченно вздохнула. — Ну, ладно, сговорились, и хватит об этом, итак вся душа почернела. — И продолжала уже спокойным голосом: — Я так тебя и не спросила, как на пенсии, не скучаешь?
— Чего уж, обвыклась. Да и то сказать, когда скучать? Дел нет, а все на ногах колгочусь. И уставать стала быстрее, годы-то какие! Не дожил мой Митрич ни до своей пенсии, ни до моей. А ему нужно было отдохнуть, нашоферился за свою жизнь. Я — другое дело, на работе не сломалась.
— Ты так до пенсии и сидела в той будке?
— В киоске-то? Сидела. Со стороны вроде легко. Отсчитывай мелочевку и газеты подавай. А все ж хлопотное дело. Ревизия, планы, зазря деньги нигде не платят.
— А у нас теперь с деньгами повольготнее стало. И на ферме заработки хорошие. Ферму новую построили, я тебе не писала? И поят, и доят буренок, руки наши берегут. Теперь у нас, куда ни кинь, все новое.
Лиза стала рассказывать, как разрастается их колхоз. Но разговор уже не клеился. Решили пойти спать…
Сон к Евдокии не шел. Ворочалась она с боку на бок, вспоминала о беседе с Лизой.
«Чем только жизнь не удивит! Вон ведь какая история получилась! Выход в ней один — примириться. А Лиза по-своему рассудила. Не иначе это ее задумка. Она всегда все обмозгует и с такого края подступит к делу, что остается только руками развести, как все предусмотрела».
Утром хозяйка встала пораньше. И только принялась резать мясо для котлет, появилась Лиза. Потягиваясь, позевывая, опустилась на табуретку.
— Ты че, Дуся, встала ни свет ни заря? Неужто не отвыкла от нашей деревенской жизни с петухами глаза продирать?
— Ay меня спозаранку все дела ладятся.
— Вот и я такая. Думала, остарею, присмирею. А все день и ночь по дому топчусь, дела выискиваю.
Лиза, откинув голову, прислонилась к стене, отчего вены на ее шее стали еще заметнее. Евдокия только сейчас отчетливо увидела, как постарела невестка. Из каждой ее морщинки выглядывала усталость.
— Нелегко нам Татьянку на чужой стороне оставлять.