— Помощь из родственных рук, что из своих.
Татьяна промолчала. На том разговор и закончили.
Но Евдокия про себя рассуждала:
«Племянница молодая, а о жизни судит, будто огонь и воды прошла. О своей судьбе задумываться не хочет. Кому-кому, а ей стоит пораскинуть о будущем. Напутано все, распутать бы. Вот они по Лизиной подсказке сдадут малыша в дом ребенка, но не будет ли Татьяна из-за этого маяться, матерью ведь станет. Прямо у нее об этом не спросишь. Племянницу трудно понять. То переживает, то легкомыслие проявляет… Выйдет ли задумка с домом ребенка? Как там живется детям без матерей и отцов? Каково ребенку без ласки! А что такое ласка? От нее не больно ласковыми дети вырастают. Сходить нужно в этот детский дом, чай, не вещь, а живую душу будем сдавать, — решила Евдокия. — Татьяна лишь твердит; рее устроится, а нужно знать наверняка»,
В том районе, где находился дом ребенка, Евдокия почти не бывала. На трамвае она ехала полчаса. Как сошла на нужной остановке, сразу увидела двухэтажное, выкрашенное в ярко-голубой цвет здание с деревянной резьбой на перилах крыльца. Так раньше украшали дома. Здание старое, но не ветхое. И на окнах вроде тоже наличники были, но содрали их. Еще железная загородка вокруг. Уныло как-то. А в садочке деревьев густовато. Видно, много здесь летом зелени, тени. Евдокия старалась все подметить. Она решила зайти внутрь. Ступила за ворота, поднялась по ступенькам крыльца, нерешительно толкнула дверь. У порога ее остановила высокая блондинка с бумагами в руках.
— Сюда посторонним нельзя. К тому же дети спят, тихий час. И сегодня день не приемный. У парадного входа у нас вывешены правила для посетителей.
— Понимаю, извините, — почему-то испуганно сказала Евдокия, пятясь назад.
На улице она с минуту постояла у ворот в нерешительности. Медленно пошла к скверику, что напротив дома, осторожно обходя лужи. В глубине скверика села на краешек лавочки. Задумалась, уставясь на тщательно зашторенные окна дома, что хорошо просматривались между деревьями. Как там живется, вроде во всем порядок.
Евдокия и не заметила, как возле нее на лавочке оказалась женщина в красивом сером плаще. Она тоже стала смотреть на окна с любопытством.
— Вы, голуба, часом, не оттуда? — спросила Евдокия, но сама и ответила. — Да нет, конечно.
Этой ли холеной дамочке работать там, в хлопотах о детях так цвести не будешь. Вон она какая! В пышной прическе волосы лежат один к одному. Аккуратно, умело накрашены губы, ресницы, в меру подведены брови. А на щеках — румянец, тоже, верно, не свой. Красавицей такую не назовешь, а как интересную заметишь. И как хорошо у нее вещи подобраны! Серый плащ, серебристая косыночка, сумка с сизым отливом. Дамочка, видно, и не смущалась, что Евдокия внимательно рассматривала ее. Наверное, привыкла, что на нее заглядываются.
— Порядки там, чай, строгие, — кивнула на дом ребенка Евдокия. — Чего от людей отгораживать? Итак они от семей отъединенные.
Женщина задержала на Евдокии взгляд, будто примериваясь, ответить или нет, произнесла с расстановкой:
— Какое может быть воспитание без дисциплины и порядка.
И так уверенно проговорила, что Евдокия не решилась перечить ей.
— Летом деткам здесь хорошо, зелени много. Говорят, их на дачу вывозят. Не в курсе?
— Нет, — коротко ответила собеседница.
— Уход здесь детям по науке.
— Но все равно, эти дети — сироты, — осторожно вымолвила женщина.
Евдокии показалось, что она будто отчего-то засмущалась. Нервно стала рыться в сумочке. Достала пудреницу в форме раковины с Перламутровыми прожилками, кружевной платочек. Щелкнув замочком пудреницы, открыла ее, глядя в зеркало, провела платком по краю глаза.
«Не из учительниц незнакомка? Место ведь не прогулочное. Может, тоже кого хочет пристроить? — шевельнулась неприязнь к ней. — Ишь ты, а с виду приличная какая. Нет, неспроста она здесь. Может, правда, беда у нее какая случилась. Но вид вон какой уверенный. И голос твердый. Такая себя подать сможет. Цену и сам ей накинешь. Смотрит недоверчиво. К такой с расспросами сразу не подступишься. А если о своей заботе рассказать? Вдруг на откровенность откликнется!»
Женщина слушала с напряженным любопытством, теребя платочек в руках, кивком головы поощряла рассказ.
— Вот я и пришла сюда приглядеться, — наконец доверительно закончила Евдокия. — Грех, конечно, сдавать сюда ребенка, но что сделать, родственники настаивают. Мать нашей девчушки этого требует. Мне-то самой такое дело не по нутру. Жалко ведь малыша. Он-то чем виноват?