Ириновский Анатолий
Жребий
Валентине Резцовой,
без чьей поддержки не было бы
этого романа
Фантасмагорический роман
о Боге, Сатане и человеке
Из внутрииздательской рецензии
Наперекор прогрессу
Писать о романе Тимофея Акатова мне весьма затруднительно. Но поскольку один из работников издательства обратился ко мне с настоятельной просьбой высказать своё мнение по поводу данного опуса, я все же скажу о нем несколько слов.
О чем собственно роман? О несостоявшейся сделке между Дьяволом и человеком? О вечной борьбе между Добром и Злом? Или, точнее, может быть, о неприкаянной судьбе послевоенной детворы? Частично и об этом. Но автор слишком широко захватил. И мелко вспахал.
Концептуальная система отсчета, принятая Акатовым в романе, перекошена в сторону Добра. По автору, только Добро может быть той исходной позицией, которой люди должны руководствоваться в процессе своего существования. Данная точка зрения выдвигалась не единожды. И не единожды терпела крах. Не надо быть философом, чтобы понять, что Зло на протяжении всей истории человека всегда оставалось единственным и величайшим стимулом жизни.
Таким образом, уклонистский ракурс автора приводит его к искажению планетарной ситуации в целом.
Далее, что касается главного героя. Трудно понять, верит ли герой Акатова в Бога или нет? Он то верит и в то же время не верит. И не поймешь, кто же он по существу: атеист, деист, пантеист? И каково вообще его отношение к вере? Отсюда следует и его столь парадоксальное и, надо сказать, абсурдное представление о происхождении Вселенной.
Можно обратить внимание еще на целый ряд несуразностей. Так, к примеру, роман напичкан образами старух, собак, коз и даже имеется один кот по кличке Тимофей /?/, которого без надобности Акатов зачем-то убивает. Это наводит на мысль о несколько подозрительной и не совсем здоровой тяге автора ко всему стареющему и животному. Некрофилия? Тяга к Танатосу? Очень даже может быть. Во всяком случае, на грани стрессового состояния героя, элементы такой склонности в тексте романа наличествуют. Становится вполне понятным, почему герой его вдруг отрицает необходимость борьбы за бессмертие человека. Однако, вопреки всему, приближающийся век именно и будет для человека началом эпохи преодоления смерти.
… И наконец, образ Сатаны в романе Акатова. Конечно, это не гётевский Мефистофель. И не булгаковский Воланд. Автор, видимо, полагает, что он оригинален в изображении Дьявола. Но на самом деле Акатов пошел здесь за христианской традицией, подверстав под этот образ всё отрицательное: гордыню, честолюбие, коварство, притязание на трон Божий и т. д. В результате использования такого прямолинейного заимствования образ Сатаны получился неубедительным, а его идея перестройки Вселенной — фантастической и сумасбродной.
В целом роман Акатова претенциозен, сумбурен и, по-моему мнению, не достоин публикации.
Агриппа Сатанаилов-Бессмертный,
доктор оккультно-магических наук
Подпись
Ниже — чьё-то указание: "Копию — в архив". И опять подпись. Но уже другая, не Сатанаилова.
А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, — редко, но бывают.
Н. Гоголь, "Нос"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВАШ ПОКОРНЫЙ СЛУГА
Глава 1
Неожиданное знакомство
Учитель Тимофей Сергеевич Нетудыхин, он же Тимофей Акатов, — Нетудыхин был человеком пописывающим и даже иногда, к собственному удивлению, печатающимся, — так вот, учитель Тимофей Сергеевич Нетудыхин возвращался однажды осенним вечером к себе домой.
Уже смеркалось. Он приближался к дому, где у одной пожилой вдовы снимал комнату. На душе у Нетудыхина теплилось благостное чувство от сознания еще одной прожитой недели. Завтра предстоял воскресный день. Можно было пописать, спокойно почитать или распорядиться временем еще как-нибудь, не думая о школе. Правда, завтрашняя свобода несколько подпорчивалась пачкой ученических тетрадей, которую он прихватил с собой, чтобы проверить. Но сейчас он эту предстоящую работу отодвигал от себя куда-то подальше — туда, на конец воскресного дня.
Ты чувствуешь, читатель, как мне трудно войти в ритм не совсем твердо ступающего человека? Впрочем, он не шатался. Ни-ни. Он слегка подколыхивался. И шел с той напряженностью выпившего человека, который тщетно пытается скрыть от других свое истинное состояние.
Тимофей Сергеевич дошел до перекрестка улиц — тут ему надо было делать поворот налево, к скверу. Не поворачивать, а именно по причине того состояния, в котором он пребывал, делать поворот.