Они были в передней, и Сатана одевался.
— Нет, все-таки великолепно: Тихон Кузьмич! — смаковал он на слух свое придуманное имя. — Серо, обыденно, как человеческая жизнь.
— Ну и сравнение у вас! — сказал Нетудыхин. — Унизительней не подобрать.
— А что, не правда? Правда. Вот так и пойдем за жизнью: вы — Тимофей Сергеевич, я — Тихон Кузьмич, — вполне приятное сочетание имен.
— Да уж, — сказал Нетудыхин. — Прям уж.
— Вот что еще! — всполошился Сатана. — Я там оставил кое-что в вашем письменном столе, так вы уж не делайте из этого глубоких философских выводов. Будьте рассудительным.
— Что вы оставили?
— Потом посмотрите.
За дверью послышался возбужденный лай Кузьмы и голос Захаровны.
— Ах, не надо было бы этой встречи! — сказал Сатана с досадой. — Ну, всех вам благ и успеха на горькой ниве Зла! — И слегка поклонившись, он щелкнул каблуками, как в первый раз, когда они встретились с Нетудыхиным.
Дверь отворилась. Удерживаемый на поводке Захаровной, Кузьма неожиданно умолк. Остановившись на пороге, он широко расставил передние ноги и вдруг агрессивно зарычал, переходя на откровенно злобный лай.
— Кузя! Кузя! Перестань! — пыталась унять разбушевавшуюся собачонку Захаровна. Но Кузя не слушал и рвался со всей силы к незнакомцу.
Нетудыхин взял собаку за поводок и оттянул ее с прохода. Сатана вышел на площадку.
— Здравствуйте, — сказала Захаровна, — извините.
— Здравствуйте и до свидания, — улыбаясь, сказал незнакомец, приподняв шляпу и слегка поклонившись.
Пес опять рванулся на него с лаем. Нетудыхин передал поводок Захаровне, и та потянула собачонку в квартиру. Сатана стал спускаться по лестнице.
— Быть Злу! — сказал он, обернувшись, и показал над своей головой два растопыренных пальца.
Нетудыхин не понял: что обозначал этот знак, свободу или просто рога Дьявола?
Он вернулся в квартиру. Захаровна отчитывала за бестактное поведение Кузьму.
Нетудыхин прошел к себе в комнату и открыл ящик письменного стола: пачка упакованных червонцев лежала перед ним. Он взял ее и стал внимательно осматривать. Банковская этикетка на пачке — 1000 рублей. Указаны фамилии кассира и контролера. Проставлена дата: 10 сентября 1967 года. Все законно. Червонцы новые, но бывшие уже в обращении.
— Ты смотри подлец какой, а! — сказал Нетудыхин сам себе. — Взятку, значит, дал. У, подлюга! — и он бросил пачку в стол, закрыв его на всякий случай на ключ.
Вышел опять в прихожую. Кузьма все еще никак не мог успокоиться и на замечания Захаровны упорно ворчал.
— А ты чего сегодня расходился? — сказал Нетудыхин недовольный.
— Совсем расстервозился, негодник! — возмущалась хозяйка. — Мурку чуть не замучил у Никитичной. Все, никаких прогулок! Сиди дома, раз не умеешь себя вести по-человечески! — Кузьма притих и пошел мрачный на свое место.
— Вы были у Никитичной? — спросил Нетудыхин.
— Да, ходила гадать. Между прочим, Тимоша, гадала и на тебя.
— Ну и что там мне светит?
— Так ты же не веришь картам!
— А все-таки?
— Неприятности тебя большие ждут, голубчик. И казенный дом. Все тебе какой-то король крестовый воду мутит, совращает тебя на нехорошие дела. Будь осторожен, Тимоша.
От этого сообщения у Тимофея Сергеевича прошел по спине холодок. Но он сказал не то вопросительно, не то утвердительно:
— Потом вы играли в дурака…
— Точно. Ты откуда знаешь?
— Догадываюсь.
— Ну а что нам, скажи, пожилым людям, делать? Играли в дурака.
— И вы, конечно, выиграли?
— Да, сегодня выиграла я. Мне везло.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал Нетудыхин и пошел к себе в комнату. Захаровна удивилась его такому необычному любопытству.
Через минуту она постучала к нему (таков был у них однажды заведенный обычай — стучаться друг к другу, если двери закрыты) и, приоткрыв створку, спросила его:
— Слушай, Тимоша, я хочу у тебя спросить: это был, по-моему, тот мужчина, который доставил тебя тогда домой?..
Нетудыхин сухо сказал:
— Да, это был он. А что?
— Странный он какой-то на вид, — сказала она, стоя в пролете дверного проема. — Экстравагантный, знаешь, такой. Наверное, он писатель или художник…
К людям творческим Захаровна испытывала непреодолимый пиетет.