Пережитую некогда.
А что там впереди,
Известно только Богу.
Хорошего не жду,
Жду трудную дорогу.
Как я безумно верил!
Как сладко мнилось мне!
И вот опять обманут,
И вновь не на коне.
Повержен идеал,
Разрушены мечты.
А за спиной одни —
Сожженные мосты.
На жизненной дороге
Сожженные мосты —
То памятники прошлому,
Надгробья и кресты.
Но все ж — тебе отпущено!
Но все ж — тебе дано!
Забудь, забудь прошедшее,
Оно ведь сожжено.
И пусть мосты разрушены,
И страшно не везет, -
Сомкни плотнее челюсти:
Один лишь путь — вперед!
Августовское ультрамариновое небо ярко вызвездилось. Время от времени вспы-хивали на нем и гасли проносившиеся метеоры. Там, во Вселенной, повинуясь небесным законам, шла своя жизнь. А тут, на Земле, в привокзальном сквере российского городка, мучился и изнемогал от неразрешимости нравственных проблем маленький человечек со странной фамилией Нетудыхин. Какие несопоставимые явления! Меж тем, в бесконеч-ном прошлом, они имели один и тот же источник возникновения…
Нетудыхин, перевернувшись на бок, подложил кулак под голову. Можно, конеч-но, пойти к Олегу и отоспаться до утра на раскладушке. Но начинать день с очередного похмелья у него не было никакого желания.
Интересно, в чьем ведении находится рощинская психбольница? Больница откры-та недавно и свозят в нее, по словам Олега, со всего Союза. Если Сева там работает, он может вполне оказаться осведомителем КГБ. Умный, общительный, хорошо играющий в шахматы осведомитель — очень естественно и вполне в нашем духе. Нетудыхин уже давно догадывался, что в поликлинику Кока заглядывала не больных своих ради, а чтобы договориться о вечерней встрече с Севой. С какой степенью откровения Сева был про-информирован Кокой? Была ли ему рассказана история с Сатаной?
Прогромыхивали на станции проходящие товарняки. Бубнило привокзальное ра-дио. Мучительной ночи не было конца…
Он проспал часа три, не больше. И даже не спал, а дремал, все время колеблясь между сном и бодрствованием. Мысль его временами пробивались через пелену устало-сти, он пытался ее запомнить, но как только он это делал, она распадалась, тухла и ус-кользала от него. Он что-то собирался сказать Коке, что-то существенное. И сказать оп-ределенными словами. И не помнил — ни этих слов, ни этой мысли. Кроме того, надо было сходить попрощаться с Олегом. И это тоже было существенным.
Тело его затекло, он дремал, свернувшись калачиком, и проснулся как-то мгно-венно, с совершенно ясным сознанием, где он и что с ним происходит. Он в Рощинске, в привокзальном сквере.
Обычно, когда он просыпался в квартире Захаровны, его первым действием было осознание своего "я": он есть, существует. И он долго смотрел на свет, падающий из окна комнаты, прислушивался к себе, пока наконец осознание не растекалось по всему телу: есть, есть, есть… А иногда мысль как будто отделялась от его плоти, мир фиксировала отстраненно. Лежал в своей комнате он, лежали миллионы таких же думателей до него, из поколения в поколение — просыпались, бежали, тщились, думали, умирали, не в со-стоянии преодолеть автоматизма существования, а мир оставался прежним, жестоким — на Нетудыхина надвигалось глухое и давящее чувство бессмысленности и ужаса челове-ческой жизни. Он быстро поднимался, не давая этим мыслям завладеть им, шел умывать-ся, перехватывал что-нибудь на кухне, бежал в школу. И все это без малейшего интерва-ла во времени, торопясь и заботясь только об одном: не думать, быть занятым, безраз-лично чем. Это помогало: болезненное состояние постепенно рассасывалось.
Попрохладнело. Начинался рассвет. Надо было из сквера уходить. Впереди пред-стоял пустой день — день мучительный, бесконечный, похожий на день привязанного к койке больного.
Он пересек площадь и поплелся без цели по Рощинску. Ничего уже его больше не интересовало. Одного он только желал, чтобы скорее наступило время прихода поезда.
Добредя до местного стадиона, он свернул в его разинутый вход. Тут когда-то па-цаном он присутствовал на матчах команд районного значения. Радовался, негодовал, сокрушался — смешно. И даже грустно.
Из-за горизонта, над футбольным полем, выкатывался пылающий диск солнца. Нетудыхин понаблюдал немного — двинулся дальше, к Тамре, протекающей недалеко от стадиона. Пришла в голову мысль: как потеплеет, можно будет искупаться. Принять, так сказать, омовение перед новым поворотом в своей жизни. Жизни без Коки, без иллюзор-ных воспоминаний о друзьях детства.