— Меня это устраивает.
— Где?
— Где-нибудь подальше от людей. Скажем, на кладбище.
— На каком? Их в вашем городе три.
— На самом дальнем, на Митрофановском. Я буду ждать вас у центрального вхо-да в шесть вечера.
— А может подальше махнем? Куда-нибудь в лесок, ближе к природе. Бутылочку раздавим. Я давно уже не калякал по душам.
— Нет-нет, — запротестовал Нетудыхин. — Бутылочку мы раздавим, когда я за-вершу работу над вашим заказом.
— Ну, хорошо, хорошо. Обойдемся без бутылочки. Значит, послезавтра, в шесть вечера. У центрального входа на Митрофановском. Так? — уточнил Сатана.
— Да, — подтвердил Нетудыхин.
— Быть и здравствовать Злу! — сказал Сатана. — Не опаздывать. До встречи!
Нетудыхин повесил трубку и вытер взмокревший лоб. Теперь требовалось подыс-кать помощников. У Нетудыхина отсутствовали знакомые, которых можно было бы при-гласить на столь откровенно варварскую роль. Но у него имелись родители, через кото-рых он мог выйти на нужных людей. Папаша Андрея Глыбы все время вертелся у него на уме. Бывший штангист, мужик весом килограммов под 120, работал Глыба-старший на мясокомбинате забойщиком, любил пображничать и знался с публикой спортивно-криминальной. В свое время Тимофею Сергеевичу пришлось немало повозиться по вос-питательной части с Андреем. Папаня его, Григорий Павлович, был внутренне обязан Нетудыхину, на что собственно и расчитывал Тимофей Сергеевич. Именно тогда Нету-дыхин и сблизился с Глыбой-отцом.
Пришлось наносить визит домой. Григорий Павлович выставил на стол бутылку "Пшеничной". Жена подала салат, жареные яйца и ветчину. Знай наших!
Тимофей Сергеевич объяснил суть дела: надо с одним "козликом" расчитаться. Глыба принял заявку без удивления, но уточнил: а до какой группы инвалидности необ-ходимо заделать товарища?
Даже не бить, держать только? Ну, это мелочи! Пусть Нетудыхин завтра подходит часам к шести к пивбару "Маруськины слезы", и там Глыба сведет его со своими людь-ми.
— Я тебя познакомлю с Мишаней Картавенко — у него захват, бля, мертвый.
— Мне собственно колотить его не надо. Мне чтобы они его подержали пару ми-нут недвижимым.
— Да я тебе подберу таких амбалов, быка полчаса будут держать — не дрыгнет.
Под конец разговора Нетудыхин поинтересовался своим бывшим питомцем.
— Как Андрюха?
— Андрюха? Хэ! Поступил, стервец, в институт. Взяли как спортсмена. Не захо-тел к отцу идти напарником. Ну, дурень, пусть тягает штангу! До времени, конечно. По-том ты оказываешься никому не нужен. А тут свежий кусок мяса всегда у тебя есть.
Да, конечно, мясо есть мясо. Ветчина, между прочим, первоклассная.
На следующий день, с утра, Тимофей Сергеевич поехал на Митрофановское клад-бище и проделал нечто, напоминающее рекогносцировку: обследовал самые глухие углы кладбища, отыскал старый, выброшенный кем-то деревянный крест, наметил место, где намеревался расправиться с Сатаной. А вечером, как и договаривался, он встретился в пивбаре с Глыбой и его корешами. Мужики оказались дюжими. Оба бывшие борцы, на-качанные и не пьющие из мелкой посуды, дабы не делать одно и тоже множество раз. Вчерне обговорили суть дела. И, конечно, уточнили, чем будет оплачена работа.
— Наличными, — сказал Нетудыхин.
— Сколько? — поинтересовались.
— Я думаю, куска вам достаточно будет, — небрежно ответил Нетудыхин.
Все трое, включая Глыбу, удивленно переглянулись между собой.
— Так его что, мочить надо? — последовал вопрос.
— Зачем же? Это уже преступление, — сказал Нетудыхин. — Его не замочишь. Он гусь особенный.
— Как это не замочишь?! Пару раз посадим на задницу — через десяток дней доз-реет сам.
— Нет такой необходимости. Что с ним делать конкретно, я скажу потом, на мес-те. Или вас сумма не устраивает?
— Ты, наверно, хотел сказать стольник, а не кусок? — засомневались.
— Я сказал то, что сказал, — тысяча! И плата потому такая, что клиент необыч-ный.
— Боксер?
— Нет.
— Борец?
— Нет.
У мужиков заиграли желваки на лицах. Один из них сказал, заводясь:
— Где этот мудак? Покажи мне его! Я сейчас с него блин сделаю!
— Не надо лишних движений. Поберегите свой гнев на завтра.
— Ну, хошь, я Эда в придачу до потолка крутану? — Имелся в виду бармен Эдик.
— Это за что же? — поинтересовался Нетудыхин.
— А он, сука, народ дурит!