— Ну вот, Мордатый, теперь нам никто с тобой не помешает. — смеясь, сказал рыжий. — Как я и говорил, никто на улице не обратит внимания, хоть убивай.
— Да что ж это такое?!!! — в опровержение этих слов раздался вопль. Вопила полная женщина. Она бежала через сугробы, роняя пакеты. — Прямо на улице уже убивают!!!
Она отважно мчалась, полы шубы развевались.
— Не надо беспокоиться! — крикнул Лён. — Всё нормально!
— Кому это — нормально?! — вскипела тётка и врезала ему сумкой.
— Да вы не поняли! — со смехом объяснял Лён.
— Шпана проклятая!!! — вопила тётка. — Вовик, он тебя избил?!!!
Вокруг стали собираться зрители. Шестёрки Мордатого куда-то отползли.
— Смотрите, люди!!! — орала мамаша пострадавшего. — На улице прямо убивают!!!
— Мамка, отвали! В натуре, всё нормально! — недовольно морщился Мордатый, но кровавые сопли говорили сами за себя, и снег вокруг выглядел очень живописно.
— Хулиган! — раздались возмущённые вскрики. — В милицию его!
Вокруг, привлечённые воплями мамаши Мордатого, собирались люди. Кто-то уже начал хватать Лёна за рукав. Это уже было не смешно. Он вырвал руку и ушёл, небрежно раздвинув толпу. Надо же, оказывается, на улицах народ есть!
***
После третьего урока второй смены на дверях столовой был вывешен листок, надпись на котором гласила, что столовая закрыта в связи с учётом. Это был универсальный лозунг, против которого спорить бесполезно. По всей школе пронёсся слух, что кормить не будут. Все поныли и успокоились. Теперь можно не беспокоиться, что важному мероприятию могут помешать случайные свидетели.
— Давай. — опасливо сказала секретарша Валентина, выпуская из канцелярии специалиста по травле насекомых. И тот, вооружённый своим нехитрым инвентарём, грузно протиснулся мимо неё и направился к столовке.
В дверь столовой просунулось страшное чудовище. Глазастое, носастое, неуклюже-жёлтое. В его корявых лапах красовался шланг с распылителем, а за спиной — баллон с черепом и скрещёнными костями.
— Химическая атака, сэр! — доложил ротный, взобравшись на раздаточный стол, где молодцевато восседал Малюта.
— Чего ты всё "сэр" да "сэр"? — презрительно спросил генерал. — Кина ихнего, что ли, нагляделся?
— Так точно, сэр!
— Молодцы! — зычно крикнул Малюта. — Покажем супостату кузькину мать!
— Банзай! — завопило войско.
Вероника Марковна направлялась к столовой, чтобы проверить результаты инсектицидной обработки. Уже на лестнице она почуяла неладное. Двери столовой распахнулись, и оттуда вылетел, как из пушки, жёлтый человек. Скинул с себя на бегу баллон с ядом и устремился к выходной двери.
— Это что ещё такое?! — рассердилась Вероника и в следующий момент испуганно схватилась за сердце и привалилась к стене.
Из дверей столовой выходил высокий качающийся человек. Нет, это был не человек! Эта кошмарная фигура сплошь состояла из тараканов! Они кишели плотной массой, от чего казалось, что вся фигура кипит.
— Сдавайся, Вероника! — трубно проревели тысячи тысяч тараканов. — Даёшь конфеты?!
— Сдаюсь! — крикнула директриса, сползая на пол и из последних сил цепляясь за батарею.
— Ну то-то же, Марковна! — пропищал Малюта. — Идём, обговорим условия!
***
— Мне тоже в школе никогда не ставили за сочинения выше тройки. — заметила мама. — Хотя, нет, один раз был — мне поставили пятёрку. Я до сих пор помню это сочинение.
Она стояла над плитой, помешивая в сковородке лук и морковь — тушила для борща. Ленька с интересом наблюдал за этой процедурой. Всё было удивительно: ранее мама никогда не варила настоящий борщ, да и вряд ли умела — они вдвоём питались супами из банок, добавляя в них тушёнку. Теперь же Зоя взялась всерьёз осваивать кулинарную науку, чтобы не уронить перед Семёновым высокое звание жены.
— Так обрадовалась? — невесело заметил сын. — Или удивилась?
— Гораздо хуже. Чуть от стыда не погорела. Представь, однажды постаралась написать то, что нужно учительнице, а не то, что думала сама.
— А что ты думала сама?
— А ничего не думала. Мне всё это было безразлично — литература была такая морока! Это было в десятом классе. Я тянула целый месяц, и вот осталась только ночь. Я залезла с детской табуреткой в пустую ванну, положила поперёк доску и стала измываться над собой всю ночь. Выдавливала фразы, марала штампы. Так накатала целую тетрадку, за меньшее снижали балл. Мне было отвратительно, я ждала, что учительница принародно осрамит меня. Скажет: ни одной искренней мысли сплошные штампы. Но она поступила ещё хуже.
— Два ввалила? — рассмеялся Лёнька. — За враньё и штампы?
— Нет. Гораздо хуже. Она прилюдно прочитала его.
— Но это же жестоко! — испугался сын. — Я бы подал в суд.
— Пальцем в небо, дивоярец. Она меня поставила в пример всем десятым классам. Это было очень высокоморальное и патриотическое враньё.
Оба помолчали.
— Сочинение и в самом деле было так ужасно? — спросил сын.
— Я не шучу. Мне и сейчас противно: надавить двенадцать листов пошлых истин! Вещун бы от такого сдох.
— Откуда же она могла знать, что ты была неискренней?
— Должна знать. Они поставлены над душами надзирать.
Оба прислушались — из-за входной двери, обитой по старинке дерматином, донеслось щёлканье тамбурного замка, потом протяжное подвывание металлических петель и звук запирания замка. Это возвращалась Дусяванна, их соседка. В последнее время она стала что-то очень нервной и при встречах что-то злобно бурчала про себя. Впрочем, к её чудачествам Косицыны давно привыкли и не обращали внимания. Старуха была, хотя и вздорной, но совершенно безобидной.
ГЛАВА 13. Как один козёл ездил на машине…
Дусяванна шла, шатаясь и почти ничего перед собой не видя. Вчера она узнала ужасную новость.
Сидела она так в комнате своей, перед телевизором и щёлкала каналами. Кругом одна реклама да новости. И тут ей вдруг попался телеканал "Культура". Дусяванна сроду не включала его, поскольку полагала, что и без того культурна. А тут чего-то вздурнулось ей послушать. Да и интересно тоже: чего там учёные ещё придумают. Будет о чём вечером на лавочке поговорить. И тут вдруг услыхала… Боже мой, какой кошмар!
Оказывается, у человека внутри может быть такая страшная кислота! Дээнка называется! Название-то какое чурецкое! Она проникает в организм и такое там творит! Учёные даже показали эту кислоту! Такая громадная и страшная! Вся, как змея, перевитая и с такими коротенькими лапками, как у сороконожки! И ни конца ей не видать, ни краю!
Клоповкина всполошилась: а ну, как и у неё внутри такая кислота может завестись! И почудилось ей, что эта кислота уже в неё залезла! То-то Дусяванна думает: откуда у неё изжога?! Вот чувствует она, как эта кислота в ней ворочается. То совьёт кольца, то разовьёт. Да в копчик-то сверлит-сверлит, сверлит-сверлит!
Ну гады же эти учёные — это они такую сволочь вывели! Говорила же она Клавке со второго этажа, говорила: на кой нам все эти антилегенты, чего они хорошего по жизни сделали?! И вот — нате вам! — какая-то стерва подсунула эту дээнку ей, Дусе!
Дусяванна скорей в поликлинику и там всё объясняет: не знаю, мол, как кислотой-то этой заразилась! А участковый терапевт, Лидия Петровна, давно уже на пенсию глядит, ей до этой дээнки чихать с высокой колокольни. Ещё и отругала. Зря Дусяванна ей битый час доказывала.
И вот Клоповкина идёт домой и чувствует, что что-то тут нечисто. Откуда кислота взялась?
"Сходить бы, что ли, к ворожее?" — вяло шевельнулось в голове.
Есть тут одна такая, недорого берёт.