Он обернулся и увидел только повара — тот скалился в предчувствии скорого зрелища. И больше никого.
— Что? Есть готово? — спросил охранник, плохо разбираясь в человеческой мимике.
— Готово. — мстительным тоном сказал повар, и в следующий миг сноп огня прорезал тело охранника насквозь. Удар попал в ковёр, тот вспыхнул, и пламя стало быстро распространяться по комнате.
— Гори оно. — тяжело сказал человек.
— Веди к тем, кто спит. — последовал приказ. И, сопровождаемые гулом и треском пламени, все трое вышли из комнаты и направились по лестнице наверх.
На барской постели, пока не видит начальство, сладно спали двое. Разбросав руки и ноги, два здоровых рыжих оранга издавали глотками громкий храп. На полу валялось множество пустых бутылок из-под спиртного и разбросано множество костей.
— Это все? — спросил Лён.
— Нет, двое ещё снаружи. — ответил повар, с ненавистью глядя на животных.
От этих голосов один перестал храпеть, поднял голову и мутными глазами посмотрел на повара.
— Что, жрать пора? — спросил он.
— Пора. — ответили ему. — Отведайте свинцовых тефтелек.
И струя металла прорезала орангов поперёк груди.
— Когда, говоришь, приедет генерал? — спросил Лён, снимая с себя и Рипа покрывало незаметности.
— Завтра. — ошеломлённо ответил повар, глядя, как в воздухе вырисовались две человеческие фигуры.
Пожар в курилке был потушен — дом оказался оснащён противопожарной системой. Из сарая были выпущены на свет заключённые — десять детей и три женщины.
— И ни одного мужика. — посетовал Карсон, который был очень озабочен тем, что в их группе было мало настоящих бойцов. На Лёна и Рипа теперь смотрели с уважением. Наличие горелых трупов те объяснили просто: облили бензином и подожгли. А повару наказали молчать о том, что он видел. Теперь Вадим — так звали бывшего школьного учителя — неотрывно следовал везде за Лёном и его спутником, до того повара поразил способ уничтожения противника.
Он показал им, где хранится оружие и боеприпасы — генеральская летняя резиденция была оснащена солидно. Были также и запасы человеческой еды, в основном концентраты и собачьи консервы: для откорма свинины — так называли человеческих детей оранги.
В доме были две ванны и небольшой бассейн — семья, которая жила тут ранее, была зажиточной. Так что, вся группа, а также обнаруженные пленники сумели нормально помыться, причём даже с мылом — в подвале нашёлся сваленный в кучу весь ненужный орангам человеческий хлам: шампунь, мыло, зубные пасты, туалетная бумага, полотенца, детское и взрослое бельё, одежда всех размеров — видать, семья, которая жила здесь, была большой.
Три женщины сказали, что их привезли из большого концлагеря — специально отобрали для охоты. А детей они покупают в детских лагерях. У орангов есть понятие о частной собственности, и имеется система бартерного обмена. Сейчас, когда война с людьми окончена, они устраивают свою будущую жизнь по своему вкусу. Жрачка и охота на людей — их лучшие забавы.
Теперь в отряде Карсона прибавилось детей, а способных держать оружие только четверо. Впрочем, Вадим тоже мужик, так что придётся ему поучиться стрелять из автомата. Теперь у них оружия навалом, и патронов более, чем надо. Люди из отряда Карсона повеселели, наелись, вымылись, отоспались.
— Пойдём, Лён. — тихо сказал Эскабара, который вместе с командиром завалил обоих охранников без стрельбы — берёг патроны. — Надо сделать кое-что.
Они втроём с Карсоном вынесли из кухни скорбные останки несчастных жертв и похоронили их в лесу.
Рано утром, пока все спали, командир Карсон, Мик Эскабара и Лён с Рипом вышли на грунтовую дорогу, ведущую от особняка к шоссе. Больше никому из своих мужчин Карсон не доверял, а Лён и Рип показали себя в бою, убив четверых охранников в то время, как сам Карсон с Эскабарой выслеживали двоих. После этого и Эскабара стал относиться к Рипу с уважением — зря он недооценивал его. Пятым был Вадим, который знал генерала в морду.
Ожидали генерала с командой охотников. Всю неделю тот исполнял обязанности главного палача при концентрационном лагере, а на выходные отправлялся с приятелями отдохнуть на даче и поохотиться на дичь. Встречать его следовало у съезда на просёлочную дорогу. Генерал прикатит в армейском джипе, а его друзья в прицепе-трейлере. Так вот, генеральские машинки следовало взять без повреждений — пригодятся в дальнейшем. Оранги были сообразительны и не оставляли без присмотра ни одной машины — по сторонам дороги немало лежало взорванных и сгоревших автомобилей и грузовиков, а фуры оранги использовали для перевозки пленных. Они очень удачно вписались в местную цивилизацию, просто используя её богатства. Удивительно то, что люди не оказали должного сопротивления.
— У нас были две могущественные супердержавы. — мрачно объяснял Карсон на вопрос Лёна в то время, пока все пятеро лежали в кустах у дороги, ожидая прибытия кортежа. — Так получилось, что военное противостояние закончилось слиянием Запада и Востока в две системы. Одна поглотила западный цивилизованный мир, вторая — восточный. Силы их были примерно равны, оттого ни та, ни другая не решались выступить с первым ударом, прекрасно зная, каков будет ответ. Стратегическое оружие прятали обычно в безлюдных местах — в пустынях, в тайге. Так что никто ничего не понял, когда все ракетные точки оказались захвачены в пределах суток — правительства обеих держав не слишком информировали своих граждан о ходе дела. Сначала вообще мало что было слышно, и лишь когда по улицам городов поехали на танках оранги, расстреливая всё живое и взрывая дома, люди поняли, что их державы пали, так и не дав боя. Почему армия оказалась уничтоженной без единого выстрела — непонятно. Никто не мог оказать толкового сопротивления, когда рыжие твари в касках стали сгонять народ из городов, отделяя женщин и детей от мужчин. Последних расстреливали на месте, детей грузили в фургоны и увозили, а женщин связывали и гнали своим ходом, собирая народ на стадионах и других огороженных территориях. Потом уже понастроили концентрационные лагеря.
— Как умерли твои однополчане? — спросил у Эскабары Вадим.
— Не знаю. — пожал тот плечами. — Меня послали на почту за корреспонденцией военной части, а когда я вернулся, то увидел всех мёртвыми — они лежали повсюду. Я не знаю, что это было.
— А я видел, как моих учеников сгоняли в фургоны под дулами автоматов. — сказал глухо Вадим. — Нас взяли прямо в школе. Их грузили во дворе в то время, как тут же расстреливали жителей окрестных домов — там были их родители.
— Скажи, Вадим, — вдруг тяжело задышал Мик. — Кто убивал детей, которых тебе приводили на кухню для жратвы?
Вадим сильно побледнел, его губы затряслись.
— Нет, этого я не делал. — сказал он, — Они сами убивали детей. Это их развлечение.
Лён промолчал, вдруг вспомнив, что сказал ребёнку оранг: пойди, скажи, чтобы тебя пожарили. Нет, не прост Вадим. Он, может, ненавидит орангов, но его руки нечисты. Не этого ли человека приготовил ему Жребий для решения: отдать его демону или нет. А демон сидел рядом с серьёзным видом и крепко держался руками за Калач.
Лён ещё раз посмотрел на Вадима, и ему стало жалко этого человека, до того тяжкая мука была в его глазах. Да, он, несомненно, убивал детишек — убивал, чтобы самому выжить, потому что орангам было лень возиться с готовкой.
Внутреннему взору Лёна вдруг представилась картина, как этот человек принимал из дверей кухни маленьких детишек, которые были рады попасть в руки человеку из грязных потных обезьяньих лап. Они шли к нему с доверием. Как он убивал их? Говорил: не бойся, маленький, и ударял им в сердце острым ножом? Или перерезал горло? При этом плакал? Потом с тяжёлым вздохом потрошил маленькое тельце, скидывая кишки в таз.
Лён потряс головой, изгоняя из себя чудовищное видение. Пусть Вадим покажет своё подлинное естество. Пусть проявит отвратительное, чтобы Лён мог судить его. Он не может отдать демону человека только за то, что тот был трусом. Не каждому учителю дано быть Янушем Корчаком.