– Почему, Риса? – глухо спросил юноша.
– Я заболела около года назад, – устало выдохнув, произнесла я. – Словно яд, гниющий многие годы, из мыслей и самой души проник в тело, отравляя его. Иногда я чувствую себя даже хорошо, а боль стала такой привычной и неотъемлемой частью жизни, что зачастую я уже не замечаю ее. Но все же с каждым месяцем мне становится хуже. Да и я… попросту никогда не пыталась это изменить. В моей жизни нет смысла, а подавленные страхом чувства давно заледенели в глубинах души, не позволяя хотя бы просто-напросто ощутить всю глубину и яркость жизни, чудо каждого протекающего мгновения. Но все же, мне хотелось бы ощутить, каково это… быть живой. Пусть ненадолго, но почувствовать тепло чужой души. Без страха.
– Риса, это неправильно. Я не хочу стать просто кем-то, кто…
– Ты же понимаешь, что это не так, Ик-су! – поняв, к чему он клонит, возмутилась я. – Или ты и в самом деле считаешь, будто я так легко осталась бы в доме любого другого человека? Ты настолько низкого обо мне мнения или же совсем ни во что себя не ставишь, раз допускаешь мысль, что я могу просто использовать тебя? Ты особенный человек, – опустив взгляд, тихо произнесла я. – Возможно, ты сам этого не видишь, но ты удивительный, Ик-су. И очень хороший.
Закончить он мне не дал, с улыбкой склонившись и коснувшись губ поцелуем.
– Что бы ты ни говорила, я вылечу тебя. И помогу твоим чувствам раскрыться, чтобы ты вновь смогла ощутить переливы жизни. Ах да, Риса, и уж если ты видишь меня удивительным и очень хорошим человеком, тогда почему бы, – хитро улыбнулся Ик-су, очертя пальцем контур моих губ, – мне не стать смыслом твоей жизни?
Жрец бережно опрокинул меня на подушки, зарывшись лицом в мои волосы. Светлые кудри упали мне на лицо, и я чихнула, на что юноша только тихонько засмеялся, крепче сжимая мою ладонь. Устроившись рядом, Ик-су расслабленно потянулся и обнял меня, что-то негромко мурлыча себе под нос. От лекарства и нашего разговора голова у меня закружилась еще сильнее, и я с наслаждением прикрыла глаза, надеясь, что сегодня, ощущая теплые руки жреца, мне удастся спокойно уснуть и провести ночь без кошмаров. Однако мои надежды не оправдались, и едва мое сознание подернулось дремой, Ик-су вздрогнул и напряженно приподнялся, глядя на плотно закрытую дверь.
Проведя ладонью по лицу, я тоже посмотрела в ту сторону и нахмурилась, а прислушавшись, испуганно вздрогнула: с улицы доносились приглушенные голоса. Ик-су стремительно поднялся на ноги и крадучись направился к двери, как та распахнулась, а юноша от неожиданности споткнулся и неуклюже грохнулся на пол. Вошедший следом в дом парень, глянул на растянувшегося жреца и досадливо стукнул себя по лбу, отчего у меня закралось подозрение, что этот несколько женственный мальчишка и есть Юн. Парень тем временем, что-то ворча, тяжело вздохнул и помог Ик-су встать, а в помещение протиснулись еще шесть человек.
Все это стадо расположилось в комнате, беспрестанно галдя, за что мне уже хотелось их всех передушить. Юн, – а я уже точно уверена, что это именно он, – и незнакомая мне красноволосая девушка что-то бурно втолковывали Ик-су, меня пока, вероятно, так и не заметив. Жрец, вновь натянув на лицо свою привычную глуповатую улыбочку, примирительно выставил руки вперед и неловко пытался их утихомирить. Что ж, кто бы ни были все эти странно разодетые люди, пришли сюда они в самое что ни на есть неподходящее время.
Беловолосый парень, с любопытством оглядывающий скромное жилище священника, остановил свой взгляд на мне и приветливо улыбнулся, помахав рукой. Кивнув ему в ответ, я с интересом посмотрела на других людей, таких разных и несколько странных, в сравнении с обычным населением этих краев. Непривычный цвет волос, сам покрой одежды, а у одного даже костяная маска на лице. У нас в империи, в отдаленных ее частях, многие люди исповедуют культ древнего бога и так же носят на лице подобные маски, вырезанные из костей животных и расписанные текстами заклинаний и орнаментами. Выглядит это довольно жутко, стоит признать, однако пока они не причиняют никому вреда, не вторгаются в чужие храмы и души с навязыванием своей веры и не убивают во ее святое имя, то разве имеет значение, в каких богов они верят и как рядятся ради поддержания огня в своих душах?
Закончивший за что-то распинать жреца Юн повернулся в мою сторону и замер, удивленно моргнув. Он открыл было рот что-то сказать, но так же молча закрыл его, по-прежнему не сводя с меня ошарашенного взгляда и, вероятно, что-то напряженно обдумывая, столько уж неприятных эмоций сменилось на его лице. Наконец он вновь посмотрел на Ик-су и тут уже дал волю своим чувствам:
– Чего творишь, – воскликнул мальчишка, наступая, – старый ты извращенец!
От его пронзительного голоса я поморщилась: голова из-за болезни и почти бессонной ночи, казалось, была наполнена раскаленным свинцом, а теперь внутри зажгло еще сильнее. Мне прямо сейчас захотелось стукнуть парня чем-нибудь увесистым, лишь бы только он заткнулся, но тот еще с четверть часа что-то втолковывал пунцовому жрецу, бурно размахивая руками. Слов его я не разобрала из-за шума и стука в голове и, не дожидаясь конца горячего монолога, в ходе которого несчастному священнику, вероятно, изложили все постулаты праведной жизни, буркнула, что схожу, прогуляюсь и вышла на улицу, где уже занимался рассвет.
Прохладный и влажный воздух приятно коснулся разгоряченной кожи клочьями утреннего тумана. Дождь уже стих, осыпавшись росой на поникшие к земле толстые листья росших повсюду кустов, после продолжительного ливня утративших весь свой цвет, нежные лепестки которого сейчас смешались с грязью и землей у их корней. От соломы, покрывающей черепичную крышу, исходил резкий, но приятный запах, сладкий и хмельной. В светлую утреннюю тишину вплетается тихое ворчание Юна, все еще доносящееся из дома, и звонкий, прерывистый клич ранних птиц.
Дверь за моей спиной приоткрылась, и на крыльцо вышел жрец.
– Риса, – он набросил мне на плечи плащ, – тебе не нужно уходить. И не слушай Юна, он поворчит и успокоится. Просто он привык, что обычно мы всегда были вдвоем, никого близко не пуская в наши жизни, вот он и испугался, что останется один, без единственного друга и поддержки. Не переживай из-за его слов.
– Я его и не слушала, – поведя плечами, выдохнула, и лицо окутала на мгновение легкая дымка пара. – Голова сильно болит, мне все равно сейчас на слова этого мальчика, чтобы он там ни сказал. Я действительно не люблю подобных сборищ. Да и не привыкла к ним: у нас во дворце всегда было тихо и малолюдно. Император, человек замкнутый и суровый, никогда не любил суеты и гама людских разговоров, окружая себя лишь покорными и безмолвными слугами. Не беспокойся обо мне. Прогуляюсь до озера, где ты молишься постоянно, и, надеюсь, перестанет болеть голова. Удели внимание Юну. Я уверена, он скучал по тебе.
Улыбнувшись Жрецу, я спустилась по влажной лестнице и, осторожно ступая по раскисшей после дождя земле, направилась к озеру, надеясь, что хотя бы на несколько дней погода успокоится и выглянет солнце, что прогреет воздух, а быть может, его жар достигнет и наших замерзших душ.
Над стеклянной гладью озера, удивительно спокойной в это время, стелется туман, а вода хрустально разносит вокруг птичий щебет. Я встала на край обрыва, с наслаждением вслушиваясь в величественный шум обрушивающегося со скал водопада. Полный будоражащих и чистых запахов, пробужденных грозовым дождем, ласковый ветер подхватил полы моего плаща, отбрасывая их назад. Сделав глубокий вдох, я ощутила привычную тяжесть в груди и, медленно выдохнув, на мгновение прикрыла глаза, мысленно сливаясь с переливчатым шумом воды.