Итак, Зоя была систематическим посетителем Палеонтологического музея неизвестно с какого года, но не раньше 1937-го, потому что Палеонтологический музей был открыт именно в этом году. До начала Священной войны Зоя с Ефремовым могла и не пересечься, потому что он был перегружен заботами по оформлению текста докторской диссертации и налаживанию льстивых связей с оппонентами и вряд ли бродил по экспозиции Музея. А вот после защиты, с началом Войны, Ефремов болтался по Музею праздным и, поскольку он был бабником и растлителем, то не обратить внимания на юную девушку он не мог. Информации распознать, кто такая Зоя по духу, для подсознания Ефремова было предостаточно — ведь, как мы знаем, смогли же распознать Зою и великий писатель Аркадий Гайдар, и безвестный профессор, который предложил Зою удочерить — поскольку отец Зои к тому времени уже немало лет как умер.
Итак, Ефремов, будь он духовно здоров, не мог не обратить внимания и через какое-то количество минут не мог не начать догадываться, кто есть Зоя, соответственно, не мог не присоединиться к объединённым партизанским отрядам. Но Ефремов, наоборот, укрылся в самом дальнем тылу. Отличие Ефремова от предателя генерала Власова то, что генерала Власова можно было начинать обличать немедленно, как только он надел немецкую военную форму, соответственно, и удавить Власова можно было на рояльной струне сразу, как то и было сделано в 1946 году. И генерала удавили, и всех его ближайших приспешников. А вот Ефремов должен был подохнуть в мучениях как бы своей смертью. Такой конец Ефремова после такой его жизни, конец в окружении свидетелей, впоследствии рассказавших, что они видели, было бы нашей победой — и мы эту победу одержали.
И разоблачить Ефремова целесообразно было не сразу после смерти, а когда себя успеет проявить антисталинская Академия наук, которая за столько лет не только не уличила профессора Ефремова, но и избрала в свои ряды, то есть в академики Академии наук, изовравшегося Солженицына — такого же фантаста, как и фантаст Ефремов. Что ждать от Академии наук, если эталонами учёных ими с некоторых пор избраны Ефремов и Солженицын — и целый ряд таких же, но помельче? Помельче, поскольку с Девой не пересекались и совершить такого масштаба предательство возможности у них просто не было.
Сталин, ввиду того, что его всюду узнавали в лицо, был вынужден посещать святые места Москвы тайно, по ночам. Скажем, только по ночам он посещал святое место на Новодевичьем кладбище, поблизости от которого была похоронена его жена. Кстати, считается, что Сталин по ночам приходил на могилу жены. Но так ли это? Что-то сомнительно, чтобы Сталин приходил советоваться с той, кого он при всех назвал «предательницей». Но ведь всего в нескольких шагах от могилы Аллилуевой была могила Зои Космодемьянской, чей прах в самом срочном порядке был сюда перенесён из Петрищево, где она была повешена гитлеровцами, уже в мае 1942 года. А вот это уже психологически достоверно, вернее, жречески достоверно: палеонтолог Сталин приходил посоветоваться к палеонтологу Зое. Красиво до ужаса. Вот Сталину было не влом распознать Зою и, возможно, к ней присоединиться, а фантасту Ефремову влом.
Святое место снаружи от Новодевичьего монастыря — и практически напротив, всего лишь через Москву-реку от Нескучного сада. Так что есть основание полагать, что Сталин по ночам бывал и в Нескучном саду, и в Палеонтологическом музее, нынешнем Геологическом музее. Там ночью тоже пустынно как на кладбище, если не более того.
В таком случае справедливо было бы рядом с Музеем, пусть ныне и геологическим, но с окаменелыми деревьями, установить памятник очистителям Академии наук: Зое и товарищу Сталину вместе. Не поставить памятник — это вид беззакония, (противоположность беззакония — это справедливость), а беззаконие неизбежно порождает апатию населения, всеобщая же апатия делает невозможным не только быстрое развитие экономики, но и существенно тормозит развитие истинной науки — той самой, которая суть противоположность ефремовской и солженицыновской.
Так что у русских есть возможность выбрать. Тот же выбор, что стоял и перед свежеиспечённым доктором наук Ефремовым с началом войны, в особенности 15-16 октября 1941 года.
Итак, палеонтология как наука бывает ложной, той, которую исповедовал Ефремов и иже с ним, бывает и истинной, которая способствует рождению героев — таких как лучший император Римской Империи Октавиан Август, лучший правитель Святой Руси товарищ Сталин, Герой Советского Союза Зоя Космодемьянская, почетный академик Николай Морозов и другие. Ныне, что и говорить, утвердилось засилье ефремовской палеонтологии. Путь к высвобождению ныне как бы погребённой под осадочными породами истинной палеонтологии подразумевает не только вычитание тезисов одних письменных источников из других, но и эксперименты над собой в палеонтологических экспедициях в обществе товарищей по духу.