Выбрать главу

А теперь попытаемся соединить сведения из обеих рассматриваемых от начала книг воедино. Основная мысль духовного посвящения — это возврат от паразитических извращений к естественному образу жизни. В результате этого возврата обретёшь способность войти в мутационный коллектив — и тем самым обрести жизнь вечную. Поэтому на Пути, на по-настоящему жреческом Пути, ценится всё естественное. Напрашивается предположение, что наилучшее место постижения истины, которая открывается при созерцании совокупности палеонтологических объектов, — это пещера, в стене которой и просматриваются эти самые объекты — в несдвинутом виде, в естественном окружении. Пещера имеет перед обрывом — этим раем для поисковиков ископаемых — то преимущество, что она защищает созерцающего и от дождя, и от пронизывающего ветра, и от палящего солнца. Хотя в принципе и обрыв реки — в такой же мере храм, естественный храм, как и пещера, — позволяет сосредоточиться на масштабных темах, ибо предоставляет для созерцания не набор отдельных предметов, а их совокупность.

Пещера перед палеонтологическим музеем имеет некоторое преимущество. Оно в том, что в музеях, при нынешнем состоянии идеологии их сотрудников, оформляющих экспозицию, в одном зале намешаны экспонаты, взятые не только из разных мест, но и из разных эпох — что нарушает не только принцип естественности, но и мешает сосредоточению и, соответственно, путешествию во времени.

Понятно, что уничтожить естественный храм Истины можно разными способами: можно раздробить все аммониты, черепа, кости и прочие ископаемые объекты, а можно всё визуально доступное выкопать и вывезти в места, в которых всё это перемешивается, — музеями называются. Получаемая смесь, которая не поддаётся жреческому постижению, вполне может быть использована как прививка от образа мысли жреческой палеонтологии, как прививка от духовного пробуждения, как прививка от прозрения и от первого шага на Пути.

Вспомним дробление ископаемых неудачником себе в ущерб: оказывается, даже вандалы, по меньшей мере, на уровне подсознания прекрасно понимают, что именно надо сделать, чтобы соседи остались тупицами и неудачниками, иными словами, чтобы не стали товарищами. Ну прямо история об украинской национальной мечте, чтобы у соседа сдохла корова. Даже ценой смерти своей коровы — лишь бы у соседа её не стало.

Таким образом, вандалы и обычные палеонтологи ничем, в сущности, друг от друга не отличаются — одним делом занимаются. Они не просто грабители храмов ради обогащения — они суть уничтожители храмов из антиэволюционного мотива, он же палеонтологическое убийство. Они — уничтожители истинных храмов, естественных, пробуждающих мысли первостепенной важности, а потому самых из всех ценных. Всё те же, по сути, подножки соседям. Палеонтологи на поверку оказываются, мягко выражаясь, нехорошими людьми. Впрочем, это самое обычное дело: считающийся в глазах народа одним на поверку оказывается противоположностью той маски, которую он носит.

Казалось бы, полностью унылая картина всё заполонившей лженауки, носителями которой являются скрытые вредители — они же по жизни неудачники. Но, по счастью, есть и стихийные палеонтологи, некоторые из которых похожи на обычных, а другие, наоборот, не совмещаются, во всяком случае, с нынешней иерархией из так называемых «настоящих палеонтологов» — как они сами себя называют. Понятно, что и стихийные тоже неоднородны. Если быть точным, то несовмещение с «настоящими» — параметр, для характеристики недостаточный, — можно взаимно отталкиваться и просто по невротическим особенностям психики.

Палеонтолог вполне может быть вредителем с предками из числа вандалов. То есть может быть несколько трансформированным вандалом. Видимость энтузиазма — и в соприкосновении с ископаемыми тоже — возникает в точности по тому же самому механизму, по которому у скверной тётки появляются силы убираться дома до никому не нужной стерильной чистоты. На благо семьи убраться ей влом, она не хочет, но как только она придумает, что, убравшись, она тем докажет, что кто-то ублюдок, как откуда только силы у неё берутся!