- Опять?!. - недовольно вздохнула она, раскрыв Псалтырь. - Ну, пускай идет!..
Шувалов, как всегда касаясь пальцами правой руки пола, низко поклонился царице.
- Что, Иваныч! Иль неотложность? - спросила она.
Шувалов, согнувшись, мягко ступая по ковру, подошел к ней и поцеловал ее руку.
- Прости, государыня!.. Бью челом тебе, матушка! Охрани люди твоя от беса полуденного!..
Елизавета озадаченно вздернула тонкими бровями.
- Слушаю тебя.
- Позорно мне, пресветлая наша владычица, и говорить-то тебе о сем блудодеянии врагов царей и церкви... Ни геройства, ни добродетелей, ни самоотвержения не жди, государыня, от оных людей... Вот взгляни своими святыми очами.
И Шувалов подал Елизавете небольшую железную табакерку, покрытую лаком, с рисунками на крышке.
- Видите, ваше величество, се табакерка, а на крышке у нее намалеван пасквиль - пять персон мужских и одна женская... Женская бесстыдно нагая, без одежды, лицо полное и волосы такого же цвета, как и у тебя, матушка, а на голове у нее царская корона... И тут же, как изволишь видеть, государыня, намалеваны тех персон разговоры, зело неприличные, на английском языке...
- Где ты взял?! - побагровела от волнения Елизавета, бросив в угол табакерку.
- На Гостином дворе... Жиды привезли... Купцы ихние... И такую же именно табакерку видели мои сыщики у известного вам лейб-компанца Грюнштейна... еврея...
- Грюнштейн? Ах он, блудник! Прелюбодей! Осквернитель царствия божия!.. - вся затряслась от негодования Елизавета. - Взять его и, наказав кнутом, выслать вон из нашей столицы! Об изъятии сих табакерок объяви генерал-прокурору князю Трубецкому издать приказ...
- Слушаю, ваше величество!
Шувалов поклонился и хотел выйти, но царица его остановила:
- Оставайся. У нас совет будет. Готовьтесь. Дело есть.
Некоторое время Елизавета сидела в тяжелом раздумье, слезы выступили у нее из глаз...
На следующий день вышел указ:
"О неупотреблении в продажу табакерок и прочих вещей с пасквильными фигурами", и, кстати, выпущен в свет изготовленный еще 2 декабря именной указ Сената "О высылке как из великороссийских, так из малороссийских городов, сел и деревень всех жидов, какого бы кто достоинства и звания ни был со всем их имением за границу и о невпускании оных на будущее время в Россию, кроме желающих принять христианскую веру греческого исповедания".
Грюнштейна наказали кнутом и выслали в подаренную ему царицей вотчину в Пензенском уезде, оставив в его собственность 3591 четверть земли и 927 крепостных крестьян.
Придворные недоброжелатели нашептывали царице, что этого наказания мало и что "еврею не гоже иметь вотчины и толикое множество православных душ у себя в крепости". Но царица своего решения не изменила, приведя этим в великое удивление своих вельмож...
Указ об изгнании евреев из России Сенат разослал немедленно же губернаторам и воеводам по всей стране.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По дворцовым коридорам поползли шепоты:
- Слыхали?
- Что?
- Фаворит Рыхловский-то уже!..
- Когда?
- Вчера приказ издан не допускать в караул к покоям...
- За что?
- Никто не знает...
- Бедный!..
- После сего отдаления будет иное чье-нибудь приближение.
- Ох, ох, ох! Каким источником новых горестей для России явится сей новый неизвестный?..
- Ш-ш-ш!
- А Алексей Григорьевич что?
- Пьет в Царском Селе... Генералы, царские гонцы, привезли к нему мать... Он устраивает пиры в честь своих родственников...
- А царица?
- Я вижу ее среди изобилия... Наскучив всякими великолепиями, вместо забав, она начинает получать одну тоску... Окруженная многими обожателями, привлекая их любезностию сердца своего, она часто плачет...
- Она и должна плакать!
- О чем?
- О том, что Лопухина красивее ее... Я видела Рыхловского. Он танцовал с Лопухиной в присутствии царицы... Сам Разумовский посматривает в сторону супруги вице-адмирала... Она поражает своею красотою многих...
- Вчера на балу она при всех поставила на колени Лопухину и ударила ее по щеке.
- Быть беде!.. Вчера же царица так разгневалась, что не пожелала принять калмыцкое посольство. Уже две недели калмыки, привезя царице подарки, обивают пороги в иностранной коллегии...
IV
Тихо дремлет в снежных горах Поволжья Нижний Новгород. Горят свечи в доме Гринберга. Залман молится. Что же ему, старому человеку, гонимому властями, оставленному сыном, - что же ему теперь делать, как не молиться? Превыше всего бог! Талмуд учит: "Всею душою твоею люби бога и тогда, когда он отнимает у тебя душу твою, когда для прославления имени его тебе приходится жертвовать жизнью твоею". По впалым морщинистым щекам Залмана текут слезы и тонут в курчавой седой бороде, обрамляющей лицо. Близость страданий предчувствует он. Вчера один русский мелкий торговец потихоньку передавал Залману, что в Нижний пришел какой-то приказ против евреев. На губернаторском дворе пристава болтали о нем, о Гринберге. Что именно, торговец того не слышал.
Рахиль сидит у окна. Она видит большую яркую звезду. И мысли ее растут.
Ночь холодна. Вдали, там, во мраке, занесенные снегом Ока и Волга, а за ними дремучие леса, и где-то далеко в лесных пустынях скитается Рувим, отыскивая место, где можно было бы жить еврею, куда бы и отец и сестра могли перебраться из Нижнего.
- Что же такое совершается кругом? И что сильнее: правда или царь?
Много всего передумала Рахиль после ухода Рувима.
Сегодня утром она читала книгу пророка Ездры. Был большой пир у персидского царя Дария, после чего царь уснул. Трое юношей-телохранителей решили положить под изголовье ему записки, в которых написали - что в мире всего сильнее. И чье слово окажется разумнее других, - даст пускай тому царь Дарий великую награду. И будет тот одеваться багряницею, и пить из золотых сосудов, и спать на золоте, и ездить в колеснице с конями в золотых уздах, носить на голове повязку из виссона и ожерелье на шее.
Один написал: сильнее всего вино; другой - царь, третий - женщины, а над всеми победу одерживает истина.
Дарий велел юношам объяснить их ответы.
Первый сказал: "О мужи! Как сильно вино? Оно делает одинаковым ум царя и сироты, раба и свободного, бедного и богатого. И всякий ум погружает оно в веселие и радость".
Второй юноша сказал: "О мужи! Не сильны ли люди, владеющие землею и морем и всем содержащимся в них? Но царь превозмогает и господствует над всеми. Если скажет, чтобы люди ополчались друг на друга, они исполняют; если пошлет их против неприятелей своих, они идут и разрушают города и стены и башни, и убивают и бывают убиваемы, но не идут против слова царского. А когда победят, они все приносят царю, что получат в добычу. И те, которые не ходят на войну и не сражаются, но возделывают землю, после посева, собравши жатву, также приносят к царю. И понуждая один другого, несут царю дани. О мужи! Не сильнее ли всех царь, когда так повинуются ему люди?"
Третий сказал: "О мужи! Не велик ли царь и многие из людей, и не сильно ли вино? Но кто господствует над ними и владеет ими? Не женщина ли?"
"Жены родили царя и весь народ, который владеет морем и землей. И от них родились и ими вскормлены насаждающие виноград, из которого делается вино. Они делают одежду для людей и доставляют украшение людям. Если собирают золото и серебро и всякие драгоценности, а потом увидят женщину, хорошую лицом и красивую, оставивши все, устремляются к ней более, чем к золоту и серебру и ко всякой дорогой вещи. Из этого должно вам познать, что женщина господствует над вами".
"Берет человек меч свой и отправляется, чтобы выходить на дороги и грабить и красть, а похитит и ограбит, - относит то к возлюбленной".
"Многие сошли с ума из-за женщины и сделались рабами через них. Многие погибли и сбились с пути из-за женщин, но... неправедно вино, неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человечества и все их дела таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей, а истина пребывает и остается сильною ввек и живет и владычествует из века в век. Она есть сила и царство, и власть и величие всех веков: благословен бог истины!"