То нот. Этот человек ассоциировался с нотами. С музыкой.
Криста присела на край кровати и закрыла лицо руками. Цепи брякнули, наручники скользнули по запястьям. Думай, ну давай же. Определённо какие-то личные счёты, вряд ли он маньяк или насильник, который выбрал первую попавшуюся жертву. Иначе бы его лицо не было таким знакомым. Незамеченная влюблённость? Или наоборот, давняя ненависть, которая благополучно забылась с одной стороны, но с другой годами зрела? Детский сад? Школа? Музыкальная школа? Университет?
Тёмные волосы, голубые или серые глаза. Быстрые движения, он стоит к ней вполоборота, волосы не такие длинные, едва прикрывают уши. Какая-то тёмная одежда. Пиджак, рубашка? Свет бьёт в глаза из-за его спины, ничего не видно, кроме какого-то мельтешения в воздухе, которое то перекрывает поток света, то вновь даёт ему спокойно литься прямо в глаза Кристы.
Больше она не помнила ничего. Смежив веки, Криста принялась разбирать обрывочные воспоминания, пытаясь воссоздать слова из обрывков почти стёртых чёрточек и штрихов. Темнота стала ей другом, пришла на помощь: пленницу не отвлекали посторонние цвета и образы, тишина не давала чуждым звукам сбить мелодию, что понемногу вырисовывалась в голове Кристы. Ровный ритм, какой-то стук. Метроном? Звуки скрипки. Издалека, издалека, мелодию пока не понять, секунда молчания, какая-то заминка, но вот снова мелодия полилась. Адажио, «Щелкунчик». Вот что быстро и резко двигалось в воздухе, носилось в пространстве с хаотичной методичностью. Смычок. Мальчик был скрипачом. Мужчина, который держал её здесь, был скрипачом.
Имя, как же его зовут? Обычное, незапоминающееся имя то ли на «м», то ли на «к». Карел? Марк? Кажется, Марк. Почему же Криста его не помнит? Она слышала его игру, возможно, даже играла вместе с ним. Но помнит только лицо, и то смутно.
Может быть память, соскучившись по линиям, краскам и вообще по живым людям, решила сыграть с ней злую шутку, преподнеся воспоминания о каком-то пареньке из детства при виде совершенно незнакомого лица. Она могла совсем не знать его. Он просто мог показаться ей знакомым, в его лице не было ничего примечательного, пройдёшь мимо такого на улице и не отличишь от стены. Он может оказаться просто маньяком, которому приспичило прикончить темноволосую девушку. Ведь у всех маньяков бывают свои фетиши: кто-то убивает азиатских парней, кто-то – нордических дев, фиолетововолосых бабулек или мужчин в зелёных куртках. И этого могло просто потянуть на её типаж. Криста не исключала бы этого варианта, если бы не его глаза. Он совершенно точно знал её. Он смотрел так, словно холодным, ясным умом отмечал про себя все изменения, что произошли со времени их прошлой встречи. Он помнил её лучше, чем она его. Он знал, кто она. Это давало ему дополнительные очки. Ну, кроме того, что она прикована к стене, заперта в комнате с, судя по всему, совершенной звуконепроницаемостью, ослаблена и надломлена морально. А теперь ещё и эта рана на животе, чтоб её. Конечно, кровопотеря небольшая, от такой не умирают, но в теле поселилась неприятная слабость, пальцы холодеют. Ощущая на них шершавую корочку запёкшейся крови, Криста нащупала плед и завернулась в него, чуть стуча зубами.
Когда он уходил, кроме узнавания она уловила что-то ещё, отдалённо похожее на облегчение. Словно он хотел, чтобы она узнала его. Или будто он долго боялся, что она узнает его, и осознание, что момент наступил и неизбежное произошло, изгнал из его жизни этот долгожданный страх.
Нужно пытаться наладить контакт. Нужно дать ему знать, что она его узнала. Только бы вспомнить имя, только бы не ошибиться. И нужно вспомнить что-то ещё. Какие-то общие знакомые, места, события. У них должны быть общие воспоминания.
Криста бы с удовольствием прошлась, во время движения мыслительный процесс всегда идёт бодрее, но длина цепей давала возможность отойти лишь на пару шагов от кровати, особо не разгуляешься. Да ещё и эта слабость, озноб. Видимо, нервы. Она уже привыкла ориентироваться в кромешной темноте, знала, где находится бортик кровати и её спинка, где стоит ведро и поднос с едой и салфетками. Но ослабевшее тело не позволяло подняться, и Криста растеклась, дала себе расслабиться.
Мыслительный процесс и поиски хоть каких-то обрывков воспоминаний отгоняли страхи перед темнотой и будущим. У Кристы появился шанс на избавление, хоть и тусклый, едва различимый. Значит, человек похитил её не просто так, она не была случайным, первым попавшимся человеком на улице. Он следил за ней, ударил током и привёз в этот дом. Пока он не дал понять, для какой цели держит её здесь, но если бы хотел, то давно бы уже убил. Не изнасиловал, значит, её тело его не интересует. Ранил её только после того, как она первая проявила агрессию. Он кормит её, значит, она для чего-то ему нужна. Здесь есть плед и кровать, минимальные удобства. Значит, пытки и издевательства в его планы тоже не входят. Если бы ещё и ванна была, ну или хотя бы тазик с водой, то и жаловаться, кроме неволи, было бы не на что.