Теперь настала очередь Матея качать головой:
- Глупости это, Франц. Детство сменила взрослая жизнь. Просто мы не нашли в ней места для детских увлечений. Переросли их.
- Но скрипка-то у тебя до сих пор есть, бьюсь об заклад! Ты её не продал, не подарил. Так ведь?
Матей улыбнулся:
- Так. Но здесь дело в другом. Она мне напоминает о бабушке. Она ведь хотела, чтобы я стал музыкантом. Ну или хотя бы учителем музыки. В её лице умер мой самый преданный фанат, и я бросил всё это.
Франц захихикал и потянулся к бутылке.
- Пани Марта была, конечно, стальной леди. Я её видел всего пару раз, но она на меня произвела большое впечатление. Особенно после моей сюсюкающей родни. Знаешь, - сегодня Франца потянуло на откровения, - я ведь и с Барборой-то сошёлся потому, что она этакая грубая селючка, никаких тебе охов и ахов. Если ей что-то не нравится – орёт. Нравится – тоже орёт, но тише. После соплей с сахаром она была как освежающий холодный душ. Пусть и держит меня в ежовых рукавицах.
Он шумно глотнул и замолк. Повисла тишина, чуть стеснительная, вроде бы и говорить не о чем, и расходиться не хочется, так уютно.
- Но ты ведь хоть изредка играешь? Берёшь скрипку в руки?
- Нет. Давно не играл. Последний раз брал инструмент ещё на твоей свадьбе. И то не свой.
- Знатно ты тогда польку сыграл, жалко, никто на телефон не удосужился снять. Я бы каждый день пересматривал.
Краснощёкий Франц (по цвету - вылитый помидор, лишь удар не хватил, а то мало ли) долил себе остатки вина, Матей никак не мог осилить содержимое бокала. Горечь связала язык, стиснула горло. В детстве мама давала Матею какие-то горькие таблетки от температуры, и они немилосердно горчили, а вода распространяла горечь во всему языку, утаскивала в горло, где селился противный комок, который было невозможно проглотить. Язык надолго немел в том месте, где лежала таблетка. Вино напоминало её, но вместе с тем, как и лекарство, сулило пусть и недолгое, но обезболивание.
Франц прощался очень долго, застрял в дверях, не выгонишь. Искал перчатки, потом вспомнил, что пришёл без них. Дважды записал новый номер Матея под разными именами, чтобы уж точно сохранился, обещал писать и звонить чуть ли не каждый день. Уже застегнув куртку, принялся вспоминать какую-то старую учительницу, которая однажды…
После его ухода Матей вернулся обратно на кухню. Дышать стало легче, висок чуть пульсировал. Выкинув пустую бутылку в мусорное ведро, он уставился на жёлтые соседские окна, ежедневно наблюдающие за его нехитрым вечерним времяпрепровождением, и они тут же погасли, будто испугавшись его ответного внимания. Задёрнув штору, он поднялся на второй этаж, в свою старую детскую комнату, где кровать обнажила металлические рёбра, а желудок шкафа хранил один-единственный предмет – чёрный футляр с ручкой.
Вернувшись на кухню, он впервые за много лет провёл смычком по струнам. Старые стены затаили дыхание от неожиданности, пыль взметнулась в углах и снова опала. Дом смог выдохнуть лишь через несколько минут, когда смычок опустился, уступив пространство тишине, что, казалось, царила в доме уже целую вечность.
Глаубетин (чеш. Hloubětin) – название районов Прага 9 и 10.
Костница (чеш. Kostnice) – церковь в Седлеце, районе города Кутна гора, готический кладбищенский католический костёл. Убранство костёла (подсвечники, герб Шварценбергов, люстра) выполнено из человеческих костей.
Глава 6. Умиротворение
- Начинаем ещё раз. Франтишек, будь добр вступить вовремя, не засыпай. Криста, ты в этот раз начала хорошо.
Матей знал, как сильно раздражает Франца, когда его называют на чешский манер. Так называть его имеет право только бабушка, и то по праздникам. Ему, белокожему и белобрысому, проявлять сильных эмоций не стоило: сразу краснели и уши и белели крепко сжатые губы, отчего он казался похожим на кролика. Криста же потупилась и покраснела по другой причине. В последнее время она краснела очень часто, что раздражало Матея, уж очень она напоминала героинь русских сказок, что читала ему когда-то нянька-украинка: бестолковые девицы с косами в них краснели и тупили взор при каждом удобном случае. Взять хотя бы глупую сестру из «Морозка»: ну ведь вылитая Криста, зазнайка и хвастунья, и поделом ей в конце концов досталось. Матей надеялся, что рано или поздно своё схлопочет и Криста. Не может такого быть, чтобы нехорошим персонажам в конце истории не воздавалось по заслугам.