Входная дверь далась легче.
- Ванная по коридору направо. Не пугайтесь, дом очень старый, тут давно следует сделать ремонт, но я всё никак не решусь на него после смерти бабушки. Сложно изменить здесь что-то.
Ему даже не пришлось врать. Блондинка кивнула и, уверив его, что бывала в домах и постарше, прошла в ванную. Что ж, ничего страшного она там не увидит. Поржавевшая ванна, в которую сейчас шумно стекала вода, мутное зеркало в металлической оправе, которое бабушка когда-то купила на Колбене* у старой цыганки (суеверные соседки твердили, что не к добру это, ой, не к добру, ничего хорошего в дом такая вещь не принесёт), несколько чёрных растянутых резинок для волос и стандартный мужской набор – пена для бритья, шампунь, дезодорант. Воду из тазика он вылил под яблоню, сам тазик почистил с порошком. Там не должно быть следов крови. Её кроссовки и куртка в подвале, спортивная сумка – в кухонном шкафу. Всё это придётся сжечь, но это позже.
Вода прекратила бежать, воцарилась тишина.
- Можете взять зелёное полотенце, оно на стиральной машине.
- Спасибо, - поблагодарила полицейская.
Она вышла из ванной и, попрощавшись, закрыла за собой входную дверь. Ощущая странную слабость, Матей опустился на пол рядом с дверью и, запрокинув голову, глубоко вздохнул, ощущая, как кровь, казалось, густая, как ртуть, вспомнила о том, что является жидкостью, и побежала по привычным маршрутам. Ему не хотелось вставать и уходить отсюда. Им овладело ощущение, что стоит только потерять из виду дверь, как кто-нибудь обязательно проникнет в его дом, залезет в каждый его угол, заглянет за все занавески, проверит все комнаты, даже запертые на ключ. Даже чердак.
Он вышел из дома и запер ворота. Он никак не мог отделаться от чувства, что за ним следят со стороны соседского коттеджа, того самого, который по вечерам пристально всматривается подслеповатыми окнами в дыры глазниц его дома, пытается что-то различить за ажурными занавесками. Паранойя придвигалась всё ближе и ближе к нему, и, сколько бы он не твердил, что поддаваться панике глупо, что поводов для волнения нет, и он сам накручивает себя, голос разума мерк перед натиском глубинного страха.
Его выбил из колеи приезд полиции. А ведь рано или поздно они должны были появиться в этом районе, опросить всех его жильцов. Это нормально, это в порядке вещей. И, конечно, опросить должны были и его, Матея, тем более, раз они выяснили, что когда-то он был знаком с пропавшей. Так откуда такая паника, почему внутри что-то мечется, не находя покоя?
Просто хватит ждать. Да, это сложнее, чем он думал. Но сил у него хватит. Чем быстрее он закончит, тем меньше будет поводов для беспокойства.
Ян Непомуцкий, Иоанн Непомук (Jan Nepomucký) – чешский католический святой, мученик. Тело святого сбросили во Влатву и, по преданию, над водой вознеслись пять звёзд. Ян Непомуцкий изображается с венцом из звёзд над головой.
Колбенова(Kolbenová, разг. чеш. Kolbena) – станция метро в Праге, где находится крупнейший в Праге блошиный рынок.
Глава 8. Надлом
Если он сказал, что вскоре Криста должна умереть, то так и будет. У неё нет причин не верить ему.
Она была знакома со смертью. Не близко, не плотно, но знала, что это такое. Отец, бабушки, дедушки – на протяжение всей её жизни костлявая (хотя кто знает, как она выглядит на самом деле?) уносила её родственников одного за другим. Криста не романтизировала смерть: в ней нет ничего светлого и возвышенного, только разложение и забвение. Умершим уже всё равно, а живущим останется только холм земли да горький запах можжевельника. И две памятные даты – рождения и гибели, первые несколько лет после чьего-то ухода они будут выбивать из привычной колеи, цеплять за живое ржавыми гвоздями. А потом память сгладит эту боль, ведь невозможно страдать вечно, нести бремя бескрайней скорби. Останутся воспоминания о самых лучших и важных моментах, припорошенные пылью, любимые черты будут проступать смутно, будто через органзу, голос станет звучать издалека, разноситься гулким эхом забвения по коридорам памяти. а потом забудется и голос, останутся лишь слова, что звучали когда-то.
В смерти есть и хорошие стороны: она всех делает идеальными, живому человеку со всеми его недостатками никогда не сравниться с мёртвым, ведь он уже никогда не станет хуже, ему опускаться некуда, разве что на два метра ниже в почву или пеплом на дно урны. Время заставляет нас помнить только самое лучше об ушедшем человеке, делая его в наших воспоминаниях намного красивее, намного лучше, чем, возможно, он был при жизни. И Кристе хотелось стать лучше, идеальнее, но совсем не такой ценой.