Она кивнула и слегка махнула рукой, будто благословляя внука. Матей почувствовал, как всё его тело дернулось вперёд: он едва удержался от того, чтобы не броситься к ней, не обнять, не прижаться и не сказать, как сильно она нужна ему. Вдруг бы это помогло ей? Вдруг бы это смогло задержать её хоть ненадолго, дать ему сил рискнуть попрощаться по-другому, так, как они оба хотели, но в данный момент просто не могли.
Но он, подавив нежданный импульс, схватился за ледяную ручку двери, прирос к ней, не давая себе сделать ни шагу назад, к ней. И увидел в её глазах одобрение.
Вся её семья, мать, отец, два брата, умерли прилюдно. Их расстреляли вместе со многими другими, им не дали уйти в одиночестве, в покое. Каким чудом удалось Марте избежать расстрела, никто не знал. Да и те жалкие крупицы, что успел разузнать Матей о семье своей бабушки, он получил случайно, собирая картину из полуоборванных фраз, соседских сплетен, отцовских разговоров с мамой, когда они думали, что сын их не слышит.
Марта когда-то решила жить на них всех: за мать, за отца, за двух братьев. Теперь же она решила умереть за них всех. Умереть так, как не дали уйти им самим. Отобрать этого права у неё внук не мог.
Он вышел за дверь, замок щёлкнул за спиной. Он ощущал между лопаток что-то тёплое, видимо, лежащий на паркете рыжий так же чувствовал солнечные полосы на своём кошачьем теле.
Матей шёл к метро не разбирая дороги, пару раз едва не наткнувшись на старушек с корзинками и детей на велосипедах. Плакать ему не хотелось, скорее, ему хотелось говорить, говорить, говорить, пусть шёпотом, пусть криком выпуская из себя напряжение, боль, жажду.
Он не мог пойти домой, только не сейчас. Стоя на платформе в метро, он пропустил несколько поездов, всё оттягивая момент прихода туда, где его совсем не ждут, куда он вернётся оттуда, где всегда был любим.
И в тот вечер он впервые отправился на Ольшанское. Поехал по зелёной ветке совсем в другую сторону от родительского дома, вышел на «Флоре», прошёл у высокой белой стены, над которой возвышались кресты на крышах склепов. Тогда он пришёл туда просто в поисках покоя, тишины. Почему-то в тот момент кладбище показалось ему самым верным вариантом, куда можно отправиться, нет, не в парк, не на Петршин с его змеевидными дорожками и крепостной стеной. Оттуда видно слишком многое, там слишком много света, воздуха, а подчас и людей. Они восторженно ахают на смотровых площадках, со смехом вылезают из фуникулёра, жарко обсуждают картины художника Реона, чьи работы выставляются в небольшом домике на склоне холма. Сегодня Матей хотел почувствовать, что смерть бывает не только страшной, неминуемой, жуткой. Ему хотелось заразиться бабушкиной уверенностью, что это - лишь очередной, закономерный шаг для каждого человека, заключительный и завершающий. Когда-то этот шаг предстоит и ему, а пока он может лишь увидеть чужой пример, как принять смерть достойно, без страха.
Оставался час до закрытия, сторож у ворот посмотрел на Матея неодобрительно, но ничего не сказал, лишь погремел ключами, дескать, помни не только о смерти, но и о времени.
Солнце золотило плющ и серый камень, заставляло ржавчину оград и дверей склепов гореть на свету яркой медью. Дрозды, тревожно покрикивая, бегали по дорожкам, привлекая внимание кошек, что развалились на ступенях склепов. Кошки били хвостами, отводили назад мохнатые ушки, но не спешили ловить бегунов: знали, что стоит лишь прыгнуть вперёд, чёрная неугомонная птица с громким криком умчится прочь. Пусть дразнятся, рано или поздно цепкая лапа схватит то, что ей причитается.
Он обошёл всю старую часть кладбища и отправился в сторону новой, суетной и нелюбимой, но в закатный час, когда до закрытия оставались минуты, безлюдной и тихой. Он шёл по наитию, позволил тропинкам вести себя. Читал эпитафии, разглядывал статуи и портреты, что пусть и нечасто, но попадались.
До того момента, пока не наткнулся на слишком знакомое, до боли и зубового скрежета, имя. Рудольф Апхольц. Годы жизни. Дата смерти…Боже, всего-то несколько недель назад, и месяца не прошло.
Земля была свежей, солнце успело подсушить верхний пласт, но, когда Матей набрался храбрости и дотронулся до почвы, она дохнула на пальцы внутренней влагой и свежестью.
Он не знал, не знал.
Матей услышал шаги сзади лишь тогда, когда сторож подошёл почти вплотную.
- Что, тоже твой знакомый был? Да тут половина Праги собралась на его похороны, я столько народу давно не видел тут.