Поздним вечером у неё поднялась температура, да такая высокая, что мама не на шутку перепугалась и вызвала скорую. В красноватой мути Криста видела обрывочные куски образов, которые никак не могла склеить в картину: ртутно блеснула игла, пряди чьих-то тёмных и светлых волос переплетаются, обвиваются змеями друг вокруг друга, она куда-то бежит по вечерним улицам, залитым не огнём фонарей, а холодным лунным светом, натыкаясь то на одного, то на другого пешехода, но у всех у них лицо Матея, бледное, безжизненное, серое в холодном лунном свете. Повзрослевшего Матея, младенца, старика, с длинными волосами, короткими, рыжего, блондина…
Очнулась она уже в больнице – из руки торчит игла с трубкой, в горле пересохло. Криста попыталась подняться, но справа раздался голос:
- Тщщщ, милая, лежи-лежи. Куда собралась?
Симпатичная медсестра с морщинками-лучиками вокруг глаз улыбнулась и тронула девушку за плечо. Рука нежная, прохладная, а глаза чёрные, глянцевые, как агаты в маминых серьгах. Криста прикрыла глаза и провалилась в серый, как мышиная шерсть, сон, вязкий, как желе.
Когда она вышла из больницы, то узнала, что концерт сорвался. Пан Апхольц получил какое-то тревожное известие, связанное не то со смертью, не то с внезапной тяжёлой болезнью бывшей жены, и скоропалительно уехал. И не сказал, когда вернётся.
А вернулся он лишь через два года. Он приехал в Прагу, чтобы в ней умереть: рак не дал ему ни единого шанса на то, чтобы выкарабкаться, впрочем, говорили, что он и не предпринимал попыток вылечиться. Об этом Кристе написала в Фэйсбук Агнешка, сообщив о дате похорон. Агнешка не оставила занятия музыкой, после столь скоропостижного отъезда пана Апхольца дирижёром стала какая-то пресная на вид престарелая дама, которая чуть что срывалась на крик и лупила кулаком по пюпитру. Правда, старания Агнешки окупились: сейчас она выступает в Пражском симфоническом оркестре, ради этого стоило потерпеть старую истеричку.
Криста больше не вернулась к музыке. Ей захотелось чего-то совершенно иного, свежего, непохожего на то, чем она занималась раньше. История. Ей нравилась история. Отлично, можно записаться в какой-нибудь исторический кружок, изучать старинные документы, посещать музеи, ездить по древним замкам… Это именно то, чем она хотела заниматься всю жизнь.
Только после похорон пана Апхольца она решилась достать из-под кровати футляр со скрипкой и легконько провести по струнам. Она больше не ощущала смычок продолжением своей руки. Лишь иногда, чуть выпив, когда никого не было дома, она украдкой, будто бы стыдясь своего порыва, открывала старую нотную тетрадь и играла, играла, что-то перечёркивала, немного продлевала линию легато.
И на следующий день, словно алкоголик, стыдящийся того, что натворил вчера, она с яростью запихивала обратно под кровать футляр, смяв тетрадь, бросала её через всю комнату, пытаясь зашвырнуть на шкаф. И не позволяла себе даже в мыслях думать о музыке, не давала себе сорваться до следующего такого же одинокого вечера.
А сейчас она смотрела в светло-голубые глаза, зрачки окружены сетью красных сосудов. Он почти не изменился, может форма лица стала чуть более вытянутой, скулы заострились, волосы отросли. А в остальном он всё тот же мальчишка – тихий омут, полный чертей, необычайно меланхоличных павших ангелов.
- Скажи мне, что ты тогда увидела.
Закусив губу, Криста молчала. Она закрыла глаза, откинулась на стену, и ощутила, как из-под ресниц прочертилась тёплая, слегка едкая дорожка, застыла в районе нижней губы и сорвалась вниз.
- Ну же, говори!
Кристу испугал звук собственного голоса, похожий на лязг цепей. Она рассказала всё, что помнила, тот день сложился, как паззл, налился красками и звуками.
Она замолчала и опустила взгляд, застыла, словно заворожённая своими же словами. Протянула руку и убрала несколько прядей, упавших ему на лицо, и он прижал её ладонь к своей щеке.
В этот момент царящую в доме тишину разорвал треск дерева, грубые крики и топот тяжёлых ботинок. Всем телом Криста ощутила, как дрогнули стены: дом будто противился приходу каких-то громких, чуждых людей, которые явились сеять хаос и принесли смерть. Очередную смерть, которую увидит дом.
- Полиция! Всем оставаться на местах, дом окружён!
Матей рывком поднял на ноги Кристу, её голова дернулась на тонкой шее, наручники впились в запястья. Она вцепилась в его плечи, чтобы повалить на пол, когда он попробует схватить её, чтобы взять в заложники или прикончить прямо на месте. Но он мягко отстранил её правую руку и вложил в ладонь что-то холодное, деревянное. Опустив взгляд, Криста поняла, что это была рукоятка ножа с длинным тонким лезвием. Нож был старый, острый, сталь блеснула в свете, льющемся из коридора.