Когда Криста вышла из больницы, её никто не хотел выпускать куда-то из дома одну. Все её доводы, что пуля не бьёт дважды в одну и ту же точку, что больше похищать её некому, лишь напрасно звучали в воздухе - её ни на миг не оставляли в одиночестве. В первую ночь с ней ночевала Зденка, во вторую – постоянно рыдающая и хватающаяся на сердце мама. Пан Гавлик звонил два раза в день, что-то спрашивал, советовал, рекомендовал какого-то знакомого психолога. Криста устала от этой истерии, и, когда со слезами и криками выбила себе разрешение выйти из дома и спокойно прогуляться без нервозного сопровождения, то ноги сами понесли её на Ольшанское.
Последний день октября был крайне плаксивым и чем-то недовольным. Он напоминал обиженного ребёнка: то лил слёзы, то, слегка отвлёкшись от своего горя, застилал туманом дороги, укутывал в них деревья.
Воздух, холодный и густой, вяз в горле, обжигал ледяной влагой. Криста оделась потеплей, почти по-зимнему, и полы длинного плаща слегка задевали кусты самшита и вереск, розовым и белым ковром украшавший чёрную землю. Неприкрытые шапкой или беретом волосы начали завиваться от влажности, отросшие светлые корни чуть потемнели от капель, что иногда срывались с неба. С кончиков тёмно-зелёных листьев плюща свешивались ртутные шарики, влага омыла тёмную зелень и придала ей глянец.
Криста подошла к могиле возле кованой скамейки и стояла долго-долго, устремив взгляд в зажжённую лампаду и фигурку крохотного глиняного ангелочка, который молитвенно сложил ручки и в экстазе задрал голову к небу. В каменной вазе, высеченной из того же материала, что и надгробие, стояли свежие цветы, алые розы, пара лепестков упала на влажный мрамор, несколько сложенных записочек были воткнуты между зазорами на стыке плит. Прям могила святого, иначе и не скажешь.
Мимо неё проходили какие-то люди, переговариваясь шёпотом, боясь помешать кому-то лелеять своё горе. Люди разбредались по кладбищу, останавливаясь у могил родственников и друзей, закрывались в своей скорби. Они зажигали огни лампад и свечей, ставили их на потемневший и пропитавшийся туманом мрамор, пытаясь призвать с помощью этого огня душу кого-то близкого и родного. Криста не была ни религиозна, ни суеверна, но в какой-то момент закралась мысль: «А вдруг это правда? Вдруг он сейчас стоит рядом со мной, привлеченный из неведомой тьмы огоньком, зажжённым кем-то для него?» И от этой мысли стало тревожно и холодно, по позвоночнику побежали мурашки, а порез на животе заныл. Нужно уходить. Хватит страдать, нужно жить дальше. Тысячи женщин прошли через это, прошли и перешагнули, оставив воспоминания позади, лишь изредка среди ночи позволяя им просочиться и на секунду напомнить о былом.
Перед тем, как уйти, Криста подавила порыв открыть сумку и достать из неё помятые нотные листы, письмена на которых подёрнулись влагой, фиолетовые ореолы сделали каждую ноту святой. Однажды она оставила рукопись на этой могиле, но теперь она не принадлежит этому месту.
Больше Криста не будет приносить сюда свои сочинения. Она станет носить их на другую могилу.
Стра́шидло (чеш. Strašidlo) – призрак, привидение, что-то страшное и пугающее.
Конец