Метро благоухало утренними газетами и самим метро. Этакая смесь запахов резины, горячего железа, типографской краски, женских духов. Своеобразный аромат, бьющий в лицо на эскалаторе, когда проезжаешь мимо броских рекламных щитов, где вовсю расхваливаются новые книги про вампиров и абонементы в фитнес-клубы.
Жёлтая коробка со стрелкой хищно прикусила билет, проставила дату и время. Матей не удержался и взял утреннюю газету, что раздавала улыбчивая бабулька в жёлтом берете: на страницах только привычные статьи о кризисе и культурной жизни в столице, брачные объявления и реклама. О пропаже темноволосой девушки мир пока не узнал: вряд ли кто-то пытался найти её ночью или рано утром, наверняка начнут бить тревогу лишь к вечеру. А может и на следующий день, что было бы ещё лучше.
Пересев в центре на зелёную ветку, Матей вышел на станции «Флора» и упёрся взглядом в бетонную стену, из-за которой выглядывали крыши склепов, столь контрастирующие с большим торговым центром над станцией. Миновав палатку с искусственными и живыми цветами, ароматическими палочками и красными лампадами, которые заботливо протирала куском марли заспанная продавщица, Матей подошёл к чёрным кованым воротам.
Кладбище в Ольшанах представляет собой город в городе. На протяжение трёх остановок трамвая вы будете ехать вдоль его стен: сначала самая старая часть некрополя с обветшалыми готическими склепами, где несколько веков под растрескавшимися камнями лежат те, чьи потомки уже и забыли, где покоятся предки, которая сменится блестящим мрамором и ухоженными могилами, после чего трамвай повернёт налево и провезёт вас мимо синагоги и Нового еврейского кладбища, где поклонники Кафки собираются покурить травку на его могиле. Ольшанское кладбище не могло не обзавестись призраками и легендами, уж больно хорошо оно подходит в качестве декораций для мистических сюжетов, так и хочется краем глаза засечь тонкую полупрозрачную фигурку, что, не задев краем платья ржавую, сыпучую от времени ограду около читающего книгу ангела, проскользнёт в трещину на дверях склепа.
Сторож только-только открывал ворота, но стайка посетителей уже давно ждала приветственного звона замка: нагруженные лампадами и свечами, едой для кошек и тряпками для полировки мрамора они разбрелись по кладбищу, ища компании давно почивших друзей и родственников. Или компании кошек. На Ольшанском их всегда ошеломительно много: то тут, то там из-под прядей плюща или кованой скамейки на тебя щурится пара настороженных глаз, а чаще всего и не одна. В Праге невозможно увидеть бездомное, брошенное животное, но на кладбище их тьма. Наверно потому, что здесь они не бездомны и не брошены: у них есть компания, есть дома (не все склепы закрыты на замки), их кормят сердобольные посетители и сторожа.
В Праге Ольшанское кладбище являет собой что-то вроде парка. Здесь могут играть дети из соседних домов, мамы, толкая впереди себя коляски, слушают музыку в наушниках или листают книги. Иногда можно увидеть и любителей пикников и даже загорающих, расстеливших покрывала на небольших лужайках между секторами кладбища. Но это летом. Осенью кладбище выглядит неуютно, ему недостаёт света, и кажется, что в тумане, сгустившемся в кронах каштанов и клёнов, виднеется смутное, едва различимое движение, которое заставляет ускорять шаг и оглядываться.
Вот и Матей шёл по широкой дорожке, идущей от ворот, и ощущал взгляд зелёных глаз с вытянутыми зрачками, в мутном сером молоке они чуть поблёскивали, подобно каплям росы. Впрочем, Ольшанское кладбище не пустует никогда, даже его старинная, полузаброшенная часть: чёрные дрозды устраивают забеги между надгробий, сойки перелетают с дерева на дерево, изредка присаживаясь на голову Христу или ангелу. Матей приблизился к ряду склепов в самой отдалённой части кладбища. Там почти не было ухоженных, облагороженных усыпальниц, немилосердное время вкупе с человеческим забытьём постаралось на славу: двери болтались на поломанных петлях, а то и вовсе отсутствовали, внутреннее убранство осквернено мародёрами или сектантами. Выбрав склеп подальше от тропы, который не просматривался сквозь уже подоблетевшую поросль, Матей пробрался внутрь: отвалившаяся створка пустила его внутрь хранящего чьи-то останки чрева. Пахнуло сыростью и пылью, готические розетки под потолком, давным-давно потерявшие цветные стёкла, дарили мало света. Посреди пола усыпальницы зияла дыра: крышка гроба доверчиво являла миру выпуклый крест на своей деревянной спине. Кому понадобилось снимать крышку люка и любоваться гробом, Матей не знал, но узкое пространство между гробом и каменными стенками погреба упокоило не только Марию-Луизу ( Матей прочёл имя на каменной табличке в ногах усопшей), но и запчасти телефона.