Матей был плохо знаком с современными технологиями. В детективах неоднократно упоминалось, что местонахождение человека можно легко обнаружить с помощью его телефона. Именно поэтому он решил, что сразу выведет из строя телефон девушки, а обломки утопит в пруду или выбросит в урну в парке. Но его потянуло на кладбище. Обломки телефона останутся здесь.
Выбравшись из склепа и вдохнув свежего воздуха, отдающего горечью плюща и сладостью прелой листвы, Матей медленно направился в сторону новой части кладбища. Растрескавшийся мрамор, ангелы с отбитыми временем крыльями, готическая вязь имён, дат и эпитафий сменились глянцевыми прямоугольными надгробиями, букетиками вереска и лаванды, зажжёнными красными лампадками – близился День всех Святых. Здесь было людно по сравнению с населённой кошками и дроздами старой частью: родственники неистово тёрли щетками гранит и мрамор, украшали венками и лампадами тусклую серость и черноту прямоугольных форм с памятными датами. Кто-то любовно проводил по ним рукой, кто-то молился, глядя на цифры и буквы, которые стороннему прохожему ровным счётом ничего не скажут, а для родного человека значат целую жизнь, полную радостей и скорбей, смеха и слёз. Матей ощутил острое желание вернуться обратно к паутине плюща, ржавчине и крошащемуся камню, отнюдь не связанное с трусостью перед тем, что ждало его через пару минут. Пелена векового покоя спала, сменившись витавшей в воздухе полузабытой болью, какая бывает, когда потревожишь почти зажившую рану. Люди приходят на кладбище надрывать собственные раны, сдирать с них бинты и тревожить зарубцевавшуюся ткань, обнажать нервы и истекать кровью. Это называется людской памятью.
Нужная могила нашлась быстро. Кто-то (ученики? Поклонники таланта? А может быть даже жена? Дети?) возложил на ничем не примечательный союз двух чёрных прямоугольников букет цветов и открытую нотную тетрадь, где на нотном стане чья-то лёгкая рука расположила мелодию. Стоит лишь взять в руки инструмент, вчитаться в них, она оживёт. Видимо, музыка собственного сочинения. От влажности чернила слегка расплылись, отчего каждая нота обрела светло-фиолетовый ореол, словно превратилась в призрака. Матей долго разглядывал пляшущие между полос и прикреплённые к ним хвостатые и бесхвостые точки, соединённые легато, боясь перевести взгляд на имя и даты. Интересно, для какого инструмента эта партия? Духовые? Струнные?
Матей стоял долго. Какая-то проходившая мимо пани с пустым ведром, на котором весела цветастая тряпка, остановилась рядом с ним и, окинув взглядом надгробие, прошептала:
- Какой молодой был, жалко-то как. Жить ещё да жить.
Она тяжело вздохнула, всем своим видом выражая участие, и качнула ведром.
- И умер давно, а цветы вон всё носят на могилу. Наверно был хороший человек, раз не забывают, навещают.
Лицо парня так и осталось каменным. Ни звука, ни единой эмоции.
Не дождавшись какой-либо реакции, пани тихо удалилась, бросив странный взгляд на Матея. На скорбящего и страдающего по покойному не похож, хотя кто их, молодежь, знает.
Лишь только она скрылась за поворотом, перейдя на старую часть кладбища, Матей крепко сжал кулаки и зубы, изо всех сил сдерживая не то рык, не то вопль. Он заметался по тропинке, словно запертый в клетке волк, мечтая разбить костяшки о лёд мрамора, испещерить высеченные на нём даты сетью трещин, изничтожить и смешать с гравием начертанные на нём буквы и числа.
Почти бегом Матей двинулся в сторону склепов и мраморных Иисусов, но в последний момент сел на ближайшую лавку спиной к могиле. Для чего он сюда пришёл, он так и не понял. Но ему было необходимо попасть сюда. Пока он не осознал до конца, доломало его сегодняшнее утро или же дало сил подняться на чердак и открыть дверь, за которой его будет ждать новая жизнь.