Щеки ее как будто зарумянились гуще, и она, ласково улыбаясь своими большими ясными глазами, приветно, как короткой знакомой, несколько раз кивнула Заречной и сдержанно, почти строго, чуть-чуть наклонила голову в ответ на поклон Невзгодина, не глядя на него.
«Ишь… королевой себя в публике держит. Боится „морали“!» — усмехнулся про себя Невзгодин, не без тайного восхищения посматривая на великолепную вдову, которую он видел в первый раз в параде, и вспомнил, как просто она себя держала с ним в Бретани.
— И жарко же здесь! — обратилась она, снимая перчатки, к Заречной и, по-видимому, не обращая ни малейшего внимания на Невзгодина.
Маргарита Васильевна деликатно согласилась, что жарко, хотя и приписала румянец Аносовой другой причине.
Спокойным жестом своей белой холеной руки Аглая Петровна отстранила тарелку с супом.
— Я очень рада, что случай свел меня сидеть против вас, Маргарита Васильевна. По крайней мере, есть с кем перемолвиться словом!.. — с заметным оживлением продолжала Аносова. — А вы не думайте, что я люблю опаздывать. Я этого не люблю. Но раньше не могла приехать: было серьезное дело. Впрочем, я послала сюда артельщика и просила его дать знать, когда будут садиться за стол, и, как видите, ошиблась на несколько минут! — прибавила она, улыбаясь чарующей улыбкой и открывая ряд чудных зубов.
«Все статьи свои показывает!» — решил Невзгодин и уже настраивал себя недоброжелательно против «великолепной вдовы», которая не удостоивала его ни одним словом, точно летом и не называла его приятелем и не звала непременно побывать у нее в Москве.
— Рыбы прикажете, Маргарита Васильевна?
— Пожалуйста…
Он положил ей на тарелку рыбы и, наливая в рюмку белого вина, прошептал:
— Так даже очень нравится?
Маргарита Васильевна усмехнулась и, точно поддразнивая, утвердительно кивнула головой.
— А вы, Василий Васильич, давно сюда пожаловали? — обратилась наконец Аглая Петровна к Невзгодину после того как покончила с рыбой и запила ее рюмкой белого вина.
— Третьего дня, Аглая Петровна.
Взгляды их встретились. И в глазах у обоих мелькнуло что-то не особенно приветливое.
— Собираетесь и меня удостоить посещением? — кинула с едва заметной усмешкой Аносова.
— Обязательно собираюсь удостоиться этой чести, Аглая Петровна. Только боюсь…
— Какой пугливый! Чего вы боитесь?
— Помешать вам. Вы, говорят, всегда заняты.
— Кто это вам сказал? — вспыхивая, отвечала Аносова. — Верно, сами сочинили ради красного словца. Положим, занята, но у меня есть время и для знакомых… От трех до шести я дома… Маргарита Васильевна подтвердит это.
— Охотно, Аглая Петровна… Но вы мало знаете Василия Васильича… Он любит иногда поднять на зубок… Вдобавок и беллетрист. Его повесть в январе будет напечатана.
— Вы летом этого мне не говорили, Василий Васильич? — промолвила Аглая Петровна.
— Да разве нужно трубить о своих грехах?..
— Значит, и нас грешных когда-нибудь опишете?
— Вас с особенным удовольствием, Аглая Петровна, возвел бы в перл создания.
— Только ему недостает изучения. Он вас недостаточно знает, — вставила Маргарита Васильевна.
— Недоволен он мною… Я это знаю! — засмеялась Аглая Петровна. — А узнать меня — не мудрое дело… С богом, описывайте, Василий Васильич. Обижаться не буду, если вы даже и сгустите краски!
— Вы-то не будете сердиться?.. Еще как! — насмешливо проговорил Невзгодин.
Но Аглая Петровна уже не слушала и о чем-то заговорила с племянником.
— Ваше здоровье, Маргарита Васильевна! — сказал Невзгодин, чокаясь со своей соседкой. — Желаю вам…
— Чего вы мне пожелаете?
— Говорить? — шепнул Невзгодин…
— Говорить…
— Как добрый приятель?..
— Да что вы с предисловиями… Я не боюсь правды…
— Ну так искренне желаю вам… полюбить кого-нибудь и…
— И что?
— А дальше все приложится.
— Вы думаете?
— Думаю, если только вас не захватит какая-нибудь широкая деятельность. Да и где она? И то… одна деятельность вас, женщин, не удовлетворит… А вы ведь все искали людей да рассуждали, а никого по-настоящему не любили… Не правда ли?
— Правда. И за то расплачиваюсь! — чуть слышно проронила молодая женщина.
— Вольно же!
Маргарита Васильевна нетерпеливо пожала плечами и примолкла, отставив рюмку.
— Вы не сердитесь, что я… завел такой разговор. Больше не буду! — виновато промолвил Невзгодин.
— За что сердиться? Я сама завела бы его. Вы не слепы и видите, что я не любила и не люблю мужа, и вдобавок…
— Развенчали его?
Маргарита Васильевна молча кивнула головой.
— И все-таки жили и живете с ним! — с какою-то безжалостностью художника и с искренним негодованием правдивой натуры продолжал Невзгодин, понижая голос.
— За преступлением следует наказание!
— Но не такое варварское и — извините — постыдное… Мужчин вы обвиняете в компромиссах, а сами…
— Довольно… Мы об этом поговорим… Здесь не место…
— Никто не слышит… Здесь шум…
— Во всяком случае, спасибо вам за пожелание…
Маргарита Васильевна отпила из рюмки. Выпил полную рюмку и Невзгодин.
— Постараюсь последовать вашему совету и полюбить какого-нибудь интересного человека… Только вот вопрос: где его искать? — с нервным, злым смехом сказала Маргарита Васильевна.
И, помолчав, прибавила:
— А у вас все та же страсть затронуть самое больное место человека… посыпать соли на свежую рану, чтобы человек не предавался самообману насчет своих добродетелей… Но я на это не сержусь… Напротив, очень благодарна… Ваше здоровье, Василий Васильевич, и литературного успеха.
С этими словами Маргарита Васильевна допила свою рюмку и спросила:
— Когда же вы прочтете мне свою повесть?
— Как-нибудь на днях.
Несколько раз Аглая Петровна взглядывала на Маргариту Васильевну и Невзгодина, прислушиваясь к их разговору и сама разговаривая в то же время с племянником, казалось, с интересом и совершенно спокойная. По крайней мере, ее лицо словно бы застыло в своем бесстрастном великолепии, и глаза светились ясным, холодным блеском. И только густые брови чуть-чуть сдвинулись да пальцы нервно сжимали хлебный катышек, обнаруживая тайное волнение Аносовой.
Некоторые слова, долетавшие среди общего говора до ее тонкого слуха, изощренного в детстве и потом во время несчастного раннего супружества, бывшего делом коммерческой сделки родителей, и возбужденные лица Заречной и Невзгодина — особенно первой — не оставляли в Аносовой почти никакого сомнения в том, что между ними произошло объяснение самого интимного характера («Точно они не нашли для этого более удобного места!» — мысленно подчеркнула Аглая Петровна, бросая взгляд в ту сторону, где сидел Заречный, и замечая, что и он, мрачный и взволнованный, не спускает глаз с жены).
И Аносова втайне сердилась, испытывая обидную досаду деловой женщины, уверенной в своем уме и в знании людей, которую обошла другая — эта, казалось, вполне искренняя, маленькая, худенькая блондиночка, заставившая поверить осторожную и малодоверчивую к людям Аглаю Петровну ее словам, что она только дружна с Невзгодиным и любит его как доброго старого приятеля.
«Тут не одной дружбой пахнет!» — решила «великолепная вдова», чувствуя, что в сердце ее растет неприязненное чувство к Маргарите Васильевне.
«Ужели это ревность и Невзгодин мне в самом деле нравится!» — подумала Аносова и даже презрительно повела плечом, словно бы сама удивленная этому странному капризу.
«Что особенного в этом Невзгодине?» — задала она себе вопрос.
Правда, он умен, но ум у него какой-то насмешливый, и взгляды совсем дикие, как у голыша, которому лично ничего не стоит держаться крайних мнений… Он, правда, естествен и прост, но вообще «непутевый» человек. А собою так уж совсем невиден… Так себе… подвижная, нервная мордочка…
Но, несмотря на эту оценку, что-то говорило в ее душе, что ее интересует, и больше, чем кто-либо другой из ее многочисленных поклонников, этот «непутевый человек», с его «мордочкой», едва ли не единственный, который равнодушно относится и к ее красоте, и к ее уму, и к ее миллионам и который с резкой откровенностью говорил ей в глаза то, чего никто не осмеливался, и, по-видимому, нисколько не боялся разорвать с ней знакомство, завязавшееся совершенно неожиданно в Бретани. И она должна была признаться себе, что и тогда, когда они часто видались, встречаясь на пляже, Аглая Петровна была несколько изумлена тому интересу, который впервые возбудил в ней Невзгодин не только как любопытный, нешаблонный человек, но и как интересный мужчина. Недаром же она в Бретани с ним даже слегка кокетничала, стараясь понравиться ему и умом и чарами своей красоты, и видимо искала его общества. Она, всегда точная, отложила даже на неделю свой отъезд с морского берега, на что-то надеясь, чего-то ожидая, и, к изумлению своему, не дождалась ни малейшего намека со стороны Невзгодина на силу ее очарования. Недаром же она, как какая-нибудь глупая девчонка, посылала справляться об его адресе, досадуя, что он не явился к ней тотчас же по приезде, как обещал, и так обрадовалась неожиданной встрече, хотя и не показала вида.