— Стражи тоже стараются, — громко и твердо добавила я. — Расследование скоро будет завершено.
Поблагодарив сареха за цветы, вернулась к себе. Клейкие стебли маков прилипли к ладони и в нескольких местах содрали кожу, но это меня не огорчило. Всегда любила маки, а еще действительно обрадовалась подарку и тому, что Ингар пришел мириться.
Я думала о сарехе весь день. Не отвлекло даже судебное слушание после полудня. Корила себя за то, что поспешно оценила поведение Ингара и его самого, осудила, а ведь я знала его недостаточно. К тому же познакомились мы в очень сложное для него и для меня время. В таком случае сделать неправильные выводы о человеке проще простого! Чем дольше размышляла, тем больше уверялась в том, что наши с ним разногласия и досадная напряженность в отношениях были всего лишь следствием недоразумений. Хорошо, что он понял это раньше меня. Даже принес цветы, хотя я заперла его на несколько дней в камере. Это мне следовало просить прощения, а не ему.
Алые маки на рабочем столе выглядели упреком моей гордыне, но я не торопилась писать Ингару письмо. Воспоминание о кровоподтеках на запястье и лице было еще слишком свежим и болезненным. Одних маков недоставало, чтобы назвать страшную ночь нашего знакомства неудачным стечением обстоятельств и все простить.
В ту ночь мне снился очень приятный сон. Будто мы с Ингаром стали любовниками, он целовал меня нежно, ласково. От былых недоразумений не осталось и следа, его чувство ко мне было искренним и ярким. Красавец сарех любил меня, дорожил мной и принимал важность моего предназначения, силу моего дара без ревности и первоначального отторжения.
Проснулась среди ночи от странного незнакомого чувства. Немного собравшись с мыслями, поняла, что я желала Ингара, как женщина может желать мужчину, хотела, чтобы сон оказался пророческим, стал правдой. В тот миг поняла, что для этого нужно сделать самую малость — поступиться ненужной в сердечных делах гордостью и пригласить сареха к себе вечером. Дать нам обоим возможность узнать друг друга лучше в спокойной обстановке.
Но оказавшись за столом, увидев алые маки, вдруг вспомнила еще один мак, который часто мне снился. Цветок с украшения на груди незнакомого мужчины. Это воспоминание охладило пыл, а потому послание для Ингара вышло очень коротким и сдержанным. Я вновь поблагодарила за цветы и выразила надежду, что наши с ним разногласия вскоре забудутся, а мы придем к взаимопониманию.
Весь день я с нетерпением ждала ответа сареха, укоряла себя за сухость написанных фраз и безмерно обрадовалась, когда Съярми вечером принесла конверт. Ингар тоже был осторожен в высказываниях, но, к моему непередаваемому воодушевлению, попросил о встрече на следующий день. К ней я готовилась тщательно. Подобрала одежду, украшения, поставила на видное место подаренный сарехом букет. Волновалась так, что впору было успокоительное пить. Даже надеялась, мне принесут какой-нибудь судебный документ или отчет стражей, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей об Ингаре.
Сарех пришел вовремя, улыбался и поцеловал мне руку — выказал уважение по северной традиции. Даже его подарок, флакон дорогих духов, доставил меньше удовольствия, чем вежливое приветствие. Ингар в тот вечер меня вообще удивлял. Он был поразительно обходительным и ни разу не упрекнул за то, что я попросила Суни и одну прислужницу побыть в комнате во время встречи. Добровольно отдал оружие охранникам, а еще категорически отказался обсуждать какие-либо дела и расследования.
— За всеми этими проблемами я, боюсь, проглядел тебя, Лаисса, — с обворожительной улыбкой сказал Ингар. — Это непростительное упущение, — добавил он, вгоняя меня в краску.
Он расспрашивал о моей прежней жизни, о теперешних интересах, ни разу не заговорил о ритуалах или богах. С видимым удовольствием отвечал на вопросы о себе. Открытый, спокойный сарех с каждой минутой нравился мне все больше. Все чаще приходила в голову мысль, что этот человек, знакомый и с северной культурой, и с тарийской, может понять меня значительно лучше прочих.
Приятный вечер завершился, на мой взгляд, слишком скоро. Ингар сказал, что ему утром нужно на службу, и простился со мной, поцеловав на прощание в щеку. Нескромная близость и целомудренный поцелуй разбудили во мне незнакомую прежде жажду. Хотелось большего, много большего, и я с трудом удержала себя в руках и не повисла не шее Ингара, не поцеловала его губы и не призналась в желаниях. Оставалось надеяться, что мое смятение осталось незамеченным, но по улыбке сареха видела, что он все понял правильно и хотел того же. От этого я растерялась окончательно, сердце трепетало в груди, а щеки жгло огнем смущения.