— Госпожа Гарима, госпожа Лаисса, — развязно начал принц, не утруждая себя правильным обращением. В голосе слышалась порядком раздражавшая самоуверенность, только усилившая неприятие последовавшей лжи: — Рад новой встрече.
— Ясуф, — холодно ответила Доверенная, тоже опустив вежливое обращение. — Прежде, чем мы начнем ритуал, я хочу кое-что прояснить. Сегерис ошибся, когда говорил, что мы не докопаемся до истины.
— Пустые слова, — ухмыляясь, перебил принц. — У вас нет никаких доказательств, чтобы вы там ни подозревали. Вы не можете ничего поставить мне в вину!
— Ясуф, — подозрительно ласково улыбнулась Гарима. — Мы знаем и о беременности принцессы Теллими, и о том, как Сегерис зачаровывал конюшего и лекаря. Мы знаем о покушении на принца Торонка. Думаю, ты будешь очень рад узнать, что твои убийцы не преуспели. Твой двоюродный брат жив. Мы вмешались вовремя и смогли предотвратить отравление.
Принц изменился в лице, сильней нахмурился, плотно сжал губы.
— Мудрейшему Императору достаточно наших слов, чтобы считать тебя виновным в происходящем, — мягко продолжала сестра. — Мы проведем сегодня ритуал только для того, чтобы узнать, насколько суровым должно быть твое наказание.
Он не ответил, но в резких словах не было нужды — исходящая от него незамутненная злоба ускоряла мое сердце, будила страх. Я очень разволновалась и вздохнула с облегчением лишь, когда величественная Гарима посоветовала принцу готовиться.
Это был во всех смыслах тяжелый ритуал. Принц сопротивлялся песне Доверенной изо всех сил, пробиться в его воспоминания было сложно, хоть их и не защищала магия сареха. Но больше всего меня ранили чувства Ясуфа, готовность убивать, убирать родственников и незнакомых просто потому, что они стояли на пути. Или потому что мертвыми они приносили ему больше выгоды, чем живыми. В его действиях не было мести, злости, только расчет, жестокость и жажда, непреодолимая жажда власти.
Пожалуй, так плохо я не чувствовала себя после ритуалов никогда. Меня мутило от увиденного, от данных господину Тевру указаний вести переписку с убийцами, от искренней радости, переполнявшей сердце Ясуфа, когда приходили известия о смертях его двоюродных братьев. Эта радость была куда сильней, чем вызванная новостью о том, что принцесса Теллими носит его сына.
Я прожила отрывки жизни Ясуфа, но чувствовала себя так, будто во мне старались убить все хорошее. Будто коверкали, пытали душу, уродовали, как только возможно. Мерзкое состояние осквернения, грязи, которую не смыть.
Болезненно бледная птица погасла, силы были на исходе, я отрешенно смотрела на все еще находящегося в неком подобии транса принца. Он стоял передо мной на коленях и глядел будто сквозь меня. Я вновь пожалела, что у нас нет Передающей. Ритуал идет не по правилам, некому избавить меня от отвратительных воспоминаний и противного ощущения уродства.
— Как ты живешь с этим? — чуть слышно выдохнула я.
Он встретил мой взгляд, и в его глазах я прочла правдивый ответ: «Без намека на раскаяние».
ГЛАВА 34
Два дня после этого ритуала я не могла никого видеть, ни с кем разговаривать. Даже с Гаримой. Она относилась к этому с пониманием. Особенно после того, как прочла описание первых открывшихся во время допроса воспоминаний принца. Хоть их и нельзя было использовать в суде, Император попросил меня сделать записи обо всем, что увижу, и я с исступлением посвятила всю себя этому занятию. Надеялась так избавиться от гадкого чувства осквернения. Безуспешно. Сны, тревожная мешанина образов, пугали, превращали ночи в сущий кошмар, но помогали вспомнить подробности ритуального допроса. Это было мне на руку.
На третий день я отдала Гариме все записи. Знала, что сестра их прочтет и только потом передаст Императору. Знала, что от этих бумаг зависят какие-то решения… Но мне было безразлично. К тому часу я устала настолько, что мир потерял краски, стал серым и тусклым.
Напившись с утра успокоительного, проспала до вечера. Снился Ингар, убивающий меня, прячущий на груди насмешливо яркий амулет с маком и полумесяцем. Снился Ясуф, просчитывающий, как убить двоюродных братьев и дядю. В его тусклых мыслях образы родственников окрашивались кровью, а Ратави пылала. Снились ранящие шипы сарехских заклятий, обескровленная, умирающая Гарима и усмехающийся, издевающийся надо мной Сегерис. Он торжествовал, ведь знал, что избежит наказания за свои злодейства. Все это перемежалось множеством обрывков из проведенных для убийц ритуалов.