Выбрать главу

— Лаисса, лучше не ходить одной в город, который не знаешь, — предостерегла Гарима.

— Вот заодно и узнаю! — бросила я, не оборачиваясь.

— Лаисса, — Гарима с неожиданным для ее телосложения проворством догнала меня, схватила за руку. — Ты не можешь уйти одна.

Ударение на словах «не можешь» насторожило.

— Это почему же? — нахмурившись, уточнила я, подавив изначальное желание выдернуть руку.

— Ты еще не жрица, — пояснила Гарима. — Мехенди не дадут тебе выйти из храма одной.

Меня словно водой ледяной окатили, я от Доверенной даже отпрянула. Она всего лишь правду сказала, а я снова почувствовала себя диковинной птицей в клетке.

— За что? — выдохнула я. Вопрос, который задавала себе последние дни. Губы шевелились плохо, сердце колотилось, а в глазах щипало.

— Не расстраивайся так, — попросила Гарима. Она сочувствовала, надеялась меня успокоить.

Я отрицательно покачала головой, вернулась в беседку, тяжело села за стол. Чувствовала на себе взгляды жриц. Женщины молчали, Абира положила руку мне на запястье.

— Все равно хочу пройтись, — прошептала я.

— Хорошо, — покладисто согласилась Гарима и, погладив меня по плечу, сказала. — Я распоряжусь.

Сопровождающий меня воин носил кожаный доспех с символом Храма, с тремя сплетенными в венок цветами. Мужчина был почтительным, сам со мной не заговаривал, а я его молчаливости только радовалась. Бродила по городу, заглядывалась на людей, на красивые и такие чужие дома. Постепенно успокоилась, даже стала удовольствие от прогулки получать. Дошла до императорского дворца. В сгущающихся сумерках он казался мрачным. Я долго рассматривала его, стоя рядом с ограждением на берегу Афира. Потом попросила воина найти куббат. Идти по темноте через полгорода не хотелось.

Повозка нашлась быстро. Воин подал мне руку и удивился, когда я поблагодарила за помощь. Сидел в куббате у самого кожаного бока, чтобы ни в коем случае не касаться меня, не стеснять. Проводил до дома жриц, подобострастно распахнул передо мной двери, замерев в поклоне. Суни, ожидавшая меня в спальне, всячески старалась угодить. Заискивала. На душе от этого было тоскливо. Вспомнился господин Мирс. Он никогда так себя не вел. Наверное, потому что не забывал, что общается с живым человеком, с девушкой, которая всего на год старше его дочери.

ГЛАВА 5

Следующий день начался с позднего и очень легкого завтрака. Немного фруктов, чай. Абира и Гарима выглядели радостными, я этого настроения не разделяла. Собственное будущее виделось мне серым и мрачным, а посвящение только приближало первый ритуал божественного правосудия.

В саду стояло особое строение для проведения ритуальных омовений. Кирглик казался половинкой яйца гигантской птицы. Стены дома плавно переходили в округлую крышу и были снаружи выложены белой и голубой плиткой. Мне чудилось, в этом узоре скрывали письмена, а общий рисунок напоминал завитки мехенди.

Первая комната была маленькой и светлой. Больше я не разглядела — смотрела только в пол. Выяснилось, что нужно донага раздеться. Смутилась ужасно. Огнем горели щеки, уши и даже шея. “Сестер” нагота не смущала. Я же дрожащими руками сняла одежду и завернулась в огромное полотенце. Гарима, велев подойти ближе к другой двери, плеснула на мои босые ноги водой из кадки.

Я ожидала увидеть в следующей комнате какую-нибудь ванну. Ведь кирглик предназначался для омовений. Но во втором помещении, выложенном мелкой разноцветной плиткой, ничего похожего не было.

В центре заполненной паром комнаты лежали три больших пористых камня. Я и без объяснений понимала, что нужно снять полотенце и лечь на один из камней. Но обнажиться не могла. Не в присутствии пяти женщин — двух жриц и трех прислужниц. Меня долго уговаривали, но в итоге им пришлось смириться с тем, что на горячий камень я легла, по-прежнему замотанная в полотенце.

Одна из прислужниц расплела мне косу, стала расчесывать гребнем. Я лежала, закрыв глаза, сложив руки на груди, вцепившись в полотенце, как в последнюю защиту. Тепло камня, ароматный пар и убаюкивающий напев прислужниц успокаивали, умиротворяли.

Было хорошо и уютно, клонило в сон. Ладони прислужницы скользили по моей шее, плечам, гладили руки. В какой-то момент я поняла, что полотенца на мне давно нет, что во всем слушаюсь женщину, намыливающую мое тело, натирающую его благовонными составами.

Не знаю, сколько времени провела в той комнате, но описать свое состояние могла только одним словом. Блаженство. Когда прислужницы замолчали, надо мной склонилась Абира, протянула руку, помогла встать, отвела в третью комнату.