— Сиятельная госпожа Забирающая! — мужчина замер в низком поклоне, едва я оказалась на пороге гостиной. — Да озарит благодатное солнце ваши думы, да не коснется вашего чела тень сомнений. Я счастлив нашей новой встрече.
Это действительно было так. Велеречивый гость искренне радовался, считал общение со мной проявлением расположения богини. Он сыпал лестными словами, всячески старался мне угодить. Хотя нет, не мне. Великой Маар, проводником чьей силы я была. Так и не смогла за два года привыкнуть к тому, что большая часть знакомых умудряется не видеть во мне ничего, кроме дара.
Обсудив с гостем список книг, которые взяла в работу печатная мастерская, я отобрала труды для библиотеки при Храме. Слушая чуть сиплый голос исключительно почтительного собеседника, поймала себя на том, что за возносимыми хвалами потеряла нить разговора. Но в который раз не решилась попросить гостя быть кратким. Это могло его обидеть, обеспокоить. А я предпочитала не волновать людей понапрасну.
Он ушел через час, забрав новый список и прочитанные книги. Новые, аккуратно перевязанные лентами, Суни унесла в мою спальню. Мне хотелось бы запереться там, полностью уйти в описанные на страницах миры, но сегодня, в день летнего солнцестояния, жриц великой Маар ждали во дворце.
На последнее в полугодии заседание Совета было приглашено множество людей. Судьи, казначеи провинций, жрецы Содиафа, военачальники, городские управители, купцы, градостроители и многие другие. Жрицам Маар выделили почетное место слева от Императора, его жены и преемника. Еще и поэтому мне казалось, что взгляды присутствующих обращены на меня, на единственную чужеземку в большом зале, наполненном солнечным светом.
Гарима вслушивалась в отчеты чиновников, делала пометки в тетради. Непосвященный мог решить, что Доверенная рисует странные закорючки от скуки. Но я уже изучила правила, которыми руководствовалась сестра, делая записи. Так тонкие штрихи напротив имени городского казначея символизировали туман. Попытки чиновника запутать слушателей, что-то скрыть. А резкое выступление командующего западной армией, настаивавшего на усилении границ и выделении дополнительных войск, сопровождали глубокие вертикальные борозды. Гариме пришелся по душе напор резко жестикулировавшего воина. Доверенная была согласна с его видением. Ей тоже не нравилось настроение даркези. Соседи еще не искали ссоры, но их посол в Ратави становился все более обидчивым. Как повторяла Гарима, это был настораживающий признак.
Абира, откровенно скучавшая на Совете, с интересом поглядывала на сидящих почти напротив воинов. Один из них, высокий, статный, зеленоглазый помощник командующего северной армией, тоже больше внимания уделял Передающей, чем словам чиновников. Случайно встретившись с ним взглядом, я ощутила отголоски его мыслей. Утонченная и красивая женщина казалась ему доступной, простой добычей, но одновременно и почетным трофеем. Таким, которым приятно похвастать. Зная, как легко Абира относится к кратким связям с мужчинами, я догадывалась, что уже очень скоро красавец станет частым гостем в доме жриц. За неразборчивую Абиру мне было обидно, но разговоры о ее многочисленных любовниках Гарима заводила бессчетное число раз. Никакие объяснения и просьбы быть осторожней на Передающую не действовали.
Смотреть на воина, больше не казавшегося мне даже привлекательным, не хотелось. Я отвернулась и, скользнув взглядом по жрецам Содиафа, прислушалась к словам первого советника. Господин Нагорт всегда мне нравился тем, что его речи не расходились с делами. На него можно было положиться. Кроме того, он не представлял угрозы десятилетнему принцу и более других хотел достойно подготовить его к правлению. Ведь принц Будим приходился первому советнику внуком.
После господина Нагорта слово взял принц Ясуф, племянник Императора, сын принца Фаида. Он командовал северной армией и редко бывал в столице. Славился решительностью, жесткостью, даже жестокостью. Глядя на этого молодого мужчину, мне всегда приходилось напоминать себе, что ему всего лишь тридцать. Из-за плотно сомкнутых тонких губ, тяжелого взгляда из-под насупленных бровей, носа, напоминающего орлиный клюв, принц Ясуф выглядел значительно старше, чем был.