— Я уже говорила, что определить причину очень трудно и не всегда возможно, — слова сестры не прозвучали упреком. Она казалась задумчивой, но ни в чем меня не винила. — Но если это тебе всегда удавалось, то стремление добраться до сути даже похвально.
Мрачный тон, серьезный взгляд, две вертикальные морщины между сведенными к переносице бровями, сложенные на груди руки. Доверенная явно принимала решение, которое ей было неприятно.
— Ты поступила правильно, не рассказав о ночном происшествии Абире, — сестра хмуро подвела итог размышлений. — Как ни прискорбно это признавать, но ты поступила верно, не рассказав о сарехе и его угрозах до ритуала и мне. Даже зная, что ты не властна над собой, что лишь исполняешь волю Великой, я усомнилась бы в правильности твоих суждений и действий.
— Почему же ты не сомневаешься сейчас? — не сдержалась я.
Она посмотрела на меня, лицо ее просветлело.
— Потому что во время ритуала я чувствовала тебя. Твою искренность, непредвзятость, веру в богиню и правильность ее суда. Я чувствовала, что ты поступаешь, как должно. И не пытаешься изменить что-то на благо себе, — она виновато пожала плечами, усмехнулась так, словно заранее просила прощения за свои слова. — Я ведь тоже всего лишь человек. Совершать ошибки — в нашей природе. Зная об угрозах, я бы тебя подозревала. Я усомнилась бы в тебе. Это навредило бы нам, нам троим, в будущем.
Она лукаво улыбнулась, погрозила мне пальцем:
— Надеюсь, ты не видишь в этих словах разрешения скрывать от меня что-нибудь в дальнейшем.
— Нет, конечно, — я отрицательно покачала головой. — Мне стыдно, что пришлось придумывать эту историю с падением.
— Ничего, — Гарима ободряюще похлопала меня по руке. — Я знаю, как ты не любишь ложь, поэтому думаю, что великая Маар направила тебя. Хорошо, что охрана не всполошилась из-за ночного посетителя. Хорошо, что слух об этом не пошел по городу. Представь только, что было бы после сегодняшнего ритуала? Любой решил бы, что на жриц можно влиять. Что их можно подкупить или запугать.
— Я не думала о таких последствиях, — пробормотала я.
— Верю, — легко согласилась сестра. — Именно поэтому я убеждена, что богиня направила тебя. Она защитила своих дочерей от наветов недалеких людей.
Если Гарима отнеслась к изменившемуся ходу ритуала, как к одному из проявлений дара и воли богини, то Абира была не просто растеряна, не просто напугана. Она была в ужасе. Передающая спряталась от мира в своих комнатах, завернулась в одеяло и тихо всхлипывала, вцепившись в подушку. Гарима села рядом с сестрой, привлекла ее к себе мягким уютным движением и стала успокаивать.
Воркование Доверенной подействовало не сразу, и не так, как Гарима надеялась. Абира разрыдалась в голос, а ее причитания казались мне бессмысленными. Сестра еще не знала, что наша общая магия превратила преступника в золотую статую. Зато во время ритуала справедливости почувствовала наши с Гаримой дары в действии. Не так, как обычно, потому что мы не брали, а отдавали силу. Мощь птицы и змей одновременно вызывала у Передающей искреннюю зависть, преклонение и нежелание обладать даром схожей силы.
Но больше всего Абиру страшила неизвестность. И в этом она была не одинока.
Рассказ о золотой статуе сестру потряс, вызвал новую волну слез. И, как ни странно, упреки. Абира упрекала меня в том, что я слишком многое подвергаю сомнению, слишком глубоко проникаю в воспоминания и сознание преступника. По ее словам, в этом не было никакой нужды, ведь его вину уже доказали стражи. Его признал виновным суд! Мои дотошность и придирчивость, вызвавшие неожиданные изменения в ритуале, Абира считала больше обременительными, чем полезными. Я предпочла промолчать и не говорить сестре то, что она, одаренная, знала с рождения. Что жрица не принадлежит себе во время ритуала.
Гариме, потакающей моим глупым прихотям, тоже досталось. Абира припомнила ей не только старые обиды, но и то, что Доверенная больше времени проводила со мной, чем с ней. Судя по удивленному лицу Гаримы, она не догадывалась прежде, что ее ревнуют. От обидных выпадов это ее, правда, не спасло. Гарима хмурилась, но молчала, давая Абире выговориться. Думаю, окажись Доверенная менее рассудительной и спокойной, хоть чуточку более себялюбивой, мы не избежали бы серьезной ссоры.
Видя, что ее нападки не задевают ни Гариму, ни меня, Передающая постепенно утихомирилась. Но все же считала правой себя, а поведением не отличалась от упрямого капризного ребенка. Я молча наблюдала за Доверенной и удивлялась ее терпению, способности вести разговор и с такой собеседницей.