Он внимательно смотрел на меня, а на его губах постепенно блекла скептическая усмешка. Пусть я не обладала способностью влиять с помощью дара на других, но мой серьезный тон оказался достаточно убедительным.
— Еще вчера я думал, что жрицы все придумывают. Чтобы особенными быть. Как сестры Вейшуа, — задумчиво проговорил Ингар.
Его сравнение жриц Маар с поклонницами северной богини полнолуния было оскорбительным, но я решила не возмущаться. Объяснять что-либо закостенелому в своих суждениях иноверцу было бесполезно. Так же неразумно, как втолковывать жителям Сосновки, что существуют милостивые Супруги, а кареглазые девочки — земные воплощения их дочерей.
— А потом был ритуал. И много света… и, — он смутился, но продолжил напористо, быстро, — ощущение святости, что ли. Я в наших храмах такого не чувствовал. Никогда. Ни разу! Оно волной шло. От вас. От кристалла… Так спокойно было, так хорошо! Это не только я почувствовал. И другие тоже. О жрицах вечером говорили с большим уважением. Впервые! Даже сказали, что нашим священникам и не снилось такое.
Слова сыпались, как горох из мешка. Будто Ингар боялся вызвать гнев своих богов признанием. Я не перебивала и с любопытством слушала, как чужак видел ритуал.
— Я впервые почувствовал, что вот она, сила богов! — выдохнул сарех.
— Только своим священникам не говори такого, — посоветовала я. — В лучшем случае просто обидятся. А в худшем… ты не знаешь их силы.
— Это верно, — он задумчиво кивнул. — Не знаю. Как не знаю и твоей… Но ты все же не забрала душу отца.
Ингар глянул на меня икоса, словно ждал признания. Признания в том, что испугалась, что его угрозы подействовали, что ему удалось спасти отцу жизнь.
— Богиня направила меня иначе, — холодно ответила я.
Он довольно усмехнулся. Посчитал, что все же повлиял на ритуал.
— Рано радуешься, — бросила я, плотней скрестив руки на груди. — Я видела, как он готовил яд. Видела, как опаивал и как убирал следы.
Сарех мрачнел, с каждым моим словом возвращалась ожесточенность. Поджатые губы, решительно выпяченный подбородок, злой взгляд. Все это меня не впечатляло.
— Он — убийца, — продолжала я. — Но Великая пока не захотела забрать его душу.
— Пока? — Ингар явно не мог смириться с тем, что угрозы не стали идеальным решением. Его рука скользнула к поясу, к кинжалу.
— Пока, — твердо повторила я. — Нам с сестрами нужно узнать, почему.
— Потому что он невиновен! — сарех зыркнул на меня с вызовом и с достойным восхищения упрямством.
Я вздохнула и примирительным тоном продолжила:
— Завтра с утра мы проведем ритуал и попробуем разобраться.
— А если вы не разберетесь. Что тогда?
— Мы разберемся, Ингар. Разберемся, — заверила я. — Не завтра, так послезавтра. Или через два дня. У нас неделя в запасе.
— Какая неделя? — выдохнул он ошеломленно.
Сарех вдруг показался таким удивленным и растерянным, что мне даже почти стало его жаль. Не явись он в мою спальню ночью с оружием, я бы посочувствовала сердечней.
— Ты невнимательно слушал своих соплеменников, — пожурила я. — Заклятие продержится неделю. Это время дала нам Великая для выяснения всех обстоятельств и принятия окончательного решения. А ты вынуждаешь меня среди ночи объяснять одно и то же по третьему разу. Это несправедливо и бесчеловечно по отношению ко мне.
Он пренебрежительно усмехнулся, хотел возразить, но я не дала.
— Уходи, — мой голос прозвучал глухо и устало, а тон не допускал пререканий. — Ты не даешь мне отдохнуть и вредишь своему отцу. Сам снижаешь вероятность успеха завтрашнего ритуала.
Этот довод оказался весомым, а на лице самоуверенного воина впервые отразилось некое подобие смущения. Извинений я, разумеется, не дождалась, но хоть смертью мне не погрозили на прощание.
Я надеялась, что еще до полудня мы с сестрами проведем второй ритуал для лекаря Снурава. Но все пошло не так, как думалось.
Первой неприятной неожиданностью стал отказ Абиры помогать. Передающая стремилась поссориться со мной, грубила Гариме, придумывала откровенно нелепые отговорки, но упрямо стояла на своем. Участвовать в ритуале, исследовать память обвиняемого она не собиралась.
Против ожиданий, Доверенная не настаивала, не уговаривала. Лишь сказала, что этот разговор не закончен. И с ласковой улыбкой добавила:
— Мы вернемся к нему, когда ты отдохнешь, сестра. Усталость так на тебя влияет. Но я ведь знаю, что ты не станешь пренебрегать долгом жрицы.
Абира отвела взгляд, покраснела и выглядела пристыженной, а попытки оправдаться прозвучали жалко. Все потому, что она так и не решилась сказать правду. Передающая не желала признать слабость своего дара. Боялась, что так же быстро истощится, как и днем раньше. Страшилась неизвестного ритуала. Но ее уловки, старания скрыть эти чувства были очевидны любому.