— А что делать, если он опять появится?
Господин Мирс усмехнулся:
— Не думаю, что ему вновь удастся увидеться с вами без приглашения. Я достаточно хорошо знаком с господином Шианом, чтобы он воспринял мои слова правильно. Будьте уверены, что уже сегодня вечером цветочные горшки, свисающие на цепях с крыши, уберут.
Он никак не охарактеризовал воинов Храма вслух, но я чувствовала невысказанное слово: «нерадивость». Оно очень точно описывало и мои мысли.
Вернувшись домой, я пошла в архив и застала там Гариму. Сестра спала прямо за столом, уронив голову на руки. Перед ней аккуратными стопками лежали подшивки. Судя по надписи на верхней, там были собраны дневники других жриц. Гарима вдруг вздрогнула, резко села. Увидев меня, сестра вздохнула с явным облегчением.
— А, Лаисса… Ты вернулась, — она широким жестом указала на стулья рядом со столом. — Присоединяйся.
— Думаю, будет правильней, если ты пойдешь отдыхать, а я займусь бумагами, — возразила я.
— Ты же их видела сегодня, — огорченно ответила сестра. — Нельзя терять время.
— Если ты не выспишься и не накопишь силы, ритуал мы провести не сможем. И вот тогда потеряем много времени, — я положила ей руку на плечо. — Иди отдыхай.
Она вздохнула и нехотя согласилась.
— Эти бумаги, — сестра положила ладонь на подшивку справа, — я уже просмотрела. Там ничего интересного. Значит, здесь нужно смотреть только начало. Первые пять лет. Потом эти жрицы работали вместе.
Я заверила, что во всем разберусь, и пожелала сестре хорошо отдохнуть.
Время в архиве текло медленно и оказалось потраченным впустую. Не нашлось ни единого намека на необычный исход ритуала, а замысловатые фразы, которыми изъяснялись жившие больше сотни лет назад жрицы, порядком раздражали. Настроения не улучшили ни прошедший в молчании совместный ужин, ни беседа с начальником охраны. Господин Шиан попросил меня придумать условные слова для посетителей.
— Старые с сегодняшнего вечера будут отменены, — серьезно сообщил он под грохот сорвавшегося с цепи цветочного горшка. — Еще, если хотите, можете дать особым гостям какую-нибудь парную вещь. Но вторую часть пары, как и прежде, я попрошу дать или мне, или госпоже Съярми.
— Например, сережку? — спросила я, вспомнив, как Абира на каком-то празднике дала понравившемуся мужчине украшение. Тогда мне и в голову не пришло, что серьга послужит пропуском в дом жриц.
— Да, — коротко подтвердил воин. — Тогда мы будем знать, что это особый гость.
Он второй раз выделил голосом определение, и сомнений в его толковании не возникло. Господин Шиан намекал на любовников, а мне стало неловко из-за того, что неразборчивость Абиры в связях бросала тень и на других жриц.
ГЛАВА 12
Все следующее утро тоже ушло на архив. Вняв увещеваниям Гаримы, к нам присоединилась Передающая. Когда и к полудню мы ничего толкового не нашли, решили положиться во всем на волю богини и готовиться к ритуалу. Гарима с отчаянной убежденностью повторяла, что великая Маар проведет нас. Об этом же сказал и приглашенный на обед господин Тимек. Жрец Содиафа, вопреки надеждам Доверенной, не разбирался в наших ритуалах, но всем сердцем верил в направляющую силу богов.
Омовения в кирглике, тихие сестры, растущее напряжение. Волнение каждой из нас передавалось другим, усиливалось с каждой минутой. Когда Суни укладывала мне волосы, я с трудом сдерживала дрожь, вцепившись в подлокотники. Даже перед посвящением и первым ритуалом было спокойней. Наверное, потому что тогда сестры знали, что и как будет, поддерживали меня своей уверенностью.
Храм встретил тусклым сиянием ламп и мягким, манящим светом кристалла. Он будто обрадовался нам. И мы чувствовали это, оттаивали рядом с ним, напряжение постепенно уходило, сменяясь необходимым для ритуала покоем. Стоя рядом с сестрами перед молочно-белым кристаллом, я видела, как разглаживаются залегшие между бровями Гаримы морщины, как на красивых губах Абиры появляется улыбка.
Прислужницы подали шкатулки. Прекрасная птица обняла крыльями мою руку, согрела сердце. В этот же миг понимаю, что чем бы ни закончился ритуал, душу я сегодня не заберу. Это радует.
Я стою перед золотой статуей и не ощущаю ее человеком. Это временное хранилище важных сведений, не более того. Ни сострадания, ни беспокойства о судьбе лекаря нет. Исчезли даже волновавшие меня прежде вопросы о том, как он существует там, под золотой скорлупой.