Потому что оставалось еще одно неупомянутое сокровище, которое нельзя было восстановить, — человеческая жизнь, заключенная в золотой скорлупе нашей с сестрами магии. Я ждала, что первый советник заговорит и о нем, и не ошиблась.
— Мы все знаем о жестоком и циничном убийстве лекаря Снурава в Храме, — продолжил господин Нагорт. — Бессмысленно пытаться выдавать убийство за казнь. Убийцу ждет суд и ритуал. Со своим монархом можете не советоваться, господин Квиринг. Судебное разбирательство начнется уже завтра.
— Я полностью подчиняюсь вашим решениям, — тихо ответил даркези.
— Мы от вас не ждали иного, — уголок рта первого советника дернулся, приобнажив зубы в оскале. Господина Нагорта сложившаяся ситуация ярила, и сановнику становилось все трудней это скрывать.
— Поговорим через три недели, когда ваши общины возместят причиненный Храму и Ратави ущерб, — голос Правителя звучал сухо и жестко. — Если подобное вчерашнему повторится, я изгоню обе общины из страны.
С этими словами, не дожидаясь ответов послов, Император Адмий встал. Беседа была окончена, находиться в зале советов дольше, чем необходимо, он не считал нужным. Когда мы с сестрами вышли вслед за Правителем, я обернулась на замерших в тех же унизительных позах послов. Они не посмели шелохнуться, пока не остались совершенно одни за закрытыми дверями. Тогда я поняла, почему Император не принимал их в тронном зале. У такой встречи было бы куда больше свидетелей. Гораздо больше свидетелей унижения послов дружественных государств.
— Я надеюсь, им хватит времени все восстановить, — вздохнула Гарима, удобно устраиваясь в куббате.
— Если нет, Император их вышвырнет, — хмыкнула Абира. — Город от этого не потеряет.
— У Съярми есть полное описание всех ламп и курильниц, скамей, подсвечников… — словно не услышав сестру, продолжала Доверенная. — Еще я видела в архиве книгу с росписями. Нужно найти, послам это может пригодиться. Хотя я на их месте для восстановления росписей наняла бы тарийских мастеров.
— Они даже должны это сделать, — вставила я. — Сарехам роспись стен вообще чужда, а у даркези другой подход. Они рисуют на сухой основе, а тарийцы — на мокрой. Из-за этой разницы восстановленный кусок будет казаться заплаткой.
— И откуда ты все это знаешь? — искренне удивилась Абира.
— Книги, — я пожала плечами.
Передающая, предпочитавшая прогулки по городу чтению, лучезарно улыбнулась и сменила тему.
— Твой сарех вспомнил что-нибудь полезное?
— Нет, — я покачала головой. — Но он постарается.
Абира заговорила о незавершенном ритуале. Теперь, когда больше не нужно было расходовать силы на неизвестный обряд, она жалела, что не удалось ничего выяснить. Лицемерные и полуправдивые слова раздражали, но я помалкивала, не хотела ссориться. В разговоре снова прозвучали имена послов, и Передающая предложила заехать в лавку, купить сластей. Сказала, нужно себя хоть чем-то побаловать после стольких волнений.
В нашей любимой лавке чудесно пахло выпечкой, горячим медом, кленовым сиропом, ванилью, корицей и еще десятками разных пряностей. Мы выбирали долго, неторопливо, потом остались выпить чаю. Я винила во всем усталость и духоту, но смесь насыщенных ароматов в тот день неприятно кружила голову, мысли становились тяжелыми и будто путались в вязком времени. Из лавки я вышла больной, с жадностью глотала горячий, пропитанный пылью воздух и заставила себя сесть в куббат. От боков и крыши шел жар, легкий ветерок, появившийся во время движения, не приносил облегчения.
Сестры о чем-то разговаривали, но я не слушала. Даже не заметила, как мы до Храма добрались.
В главном зале было пусто. Прислужницам запретили туда ходить и прибираться, охранники стояли снаружи у сорванных с петель когда-то красивых дверей. Кристалл, видимый в щель между створками, сиял мягко и тепло, приковывал взгляд и словно подзывал к себе. Бороться с искушением не стала, просто вошла в Храм. В конце концов, он был мой. Я, Забирающая великой Маар, никому не должна объяснять причины своих поступков.
На полу засохшая кровь, хрупкое, будто первый лед на реке, стекло ламп, щепы, перевернутые скамьи. Сегодня они не пугают, я их едва замечаю. Родной, прекрасный, влекущий кристалл занимает все мысли.
Он действительно ждет меня, радуется, его тепло согревает сердце. До кристалла остается лишь шаг — на молочной поверхности распускается золотой цветок. Кладу на него ладонь и растворяюсь в связи с мирозданием, богиней и дарами многих даже незнакомых мне жриц. Блаженство.